Металлический стук приближающихся каблуков по асфальту и запах иланг-иланг нарушили его меланхолическое ожидание, слегка приподнятое предвкушением. Сегодня — самый лучший день месяца, единственный день, когда ему дозволено побыть несколько минут рядом с Ней. Его уже не смущал холодный моросящий дождь и то обстоятельство, что он до нитки промок, уже минут 15 ожидая Ее на четвереньках в неизменно пустом тупичке переулка — традиционном месте их ежемесячных встреч.
Ему было запрещено смотреть на Нее, поэтому он боялся поднимать и поворачивать голову в Ее сторону, но боковое зрение позволяло различить выше черных сапожек на платформе, не доходящих до колена — идеально сидящие на бедрах кожаные леггинсы, легкую курточку, белокурые волосы, и где-то там совсем высоко — зонтик. Сапожки подошли к нему и остановились.
— Какой отвратительный дождь, зря я не отменила встречу.
Она выставила чуть вперед свой левый сапожок дважды слегка притопнув — это была команда. Прикоснувшись губами к холодной мокрой коже, он ритуально произнес: "Вещь счастлива приветствовать Несравненную Богиню", продолжая осыпать поцелуями носок и верхнюю часть Ее обуви. Затем убрала левую ножку, слегка пнув его в лицо и поставив на ее место правую. Ее также принялись страстно осыпать поцелуями.
Она всегда приходила только в закрытой обуви — даже летом, как-то раз осчастливив его прозрачными пластиковыми туфельками, через которые было видно Ее педикюр и великолепные большие пальчики. Ему ни разу не довелось прикоснуться к Ее коже, ощутить ее настоящий естественный запах. Спустя год знакомства он знал о Ней лишь то, что Ее зовут Зина, а также ник в телеграмме. Замужем ли Она, есть ли у Нее дети, где Она живет и чем занимается — он мог лишь гадать. Зина никогда ничего не рассказывала о себе и не пускала его в свою жизнь дальше кожаной поверхности своей обуви, а все время их встреч он пребывал в позе на четвереньках, бьясь даже пытаться рассмотреть свою Госпожу.
Небрежно выдернув ножку из-под его губ, Зина приказала повернуться к Ней боком. В следующее мгновение он вздрогнул, т.к. ощутил помимо приятной тяжести — еще и влажный холод вдавившейся в спину мокрой майки. Зина села ему на спину, заложив ногу за ногу и держа зонтик на плече, достала из поясного кошелька своего раба, развернутого на спину, пачку денег.
— Что это? Почему так мало, раб?
— Молю Вас о прощении, Богиня, продажи упали, бизнес боится строить планы...
— И ради этого я шла под дождем, раб?
— Умоляю Вас о прощении...
— Пятнадцать тебе на кредит и коммуналку... десять для родителей... и десять на все остальное, придется тебе затянуть пояс, раб.
— Богиня, молю Вас, я же не смогу...
— Посидишь месяц на дошираке, походишь пешком и немного похудеешь, я и так взяла себе на десять тысяч меньше, чем обычно.
— Вы очень добры, Богиня.
— Хотя стоило бы оставить тебя совсем без еды, жалкая ленивая тряпка. Зная, что на работе плохо, ты мог по ночам таксовать, грузить фуры, сидеть под церковью, воровать... но ты предпочел лежать на диване, да, раб?! Мне все равно как, но ты обязан отстегивать мне рабскую тридцатку. Нет, со следующего месяца будет 35, понял раб?!
— Да... Богиня..
Зина встала с его спины и не поворачиваясь дважды притопнула левой ножкой. Раб обполз Ее слева и поцеловал носок сапога: "Вещь благодарит Несравненную Богиню и рада Ей служить".
— На снятие ПВ в этом месяце можешь не расчитывать, слейв.
Это был жестокий удар. Он и так терпел месяц в поясе верности в надежде на традиционное освобождение в день зарплаты. А теперь еще целый месяц... он так мечтал об этом дне. Госпоже требуется всего лишь нажать кнопку в приложении телефона...
— Но... молю Вас, Богиня, это очень жестоко... умоляю Вас...
— Мне плевать на твои слезы, раб, твое наказание не обсуждается. Что молчим? Что надо ответить, раб?!
— Бла.. благодарю Вас, Богиня..
Он снова покорно прильнул губами к холодной мокрой коже Ее сапог. Зина опять, небрежно пнув его, поменяла ножку и раб принялся осыпать поцелуями и слезами Ее правый сапожок.
— Достаточно! И не забывай, раб, что с тебя теперь 35. Работай лучше, наче я через месяц опять не позволю тебе подрочить.
Усмехнувшись его слезам и предстоящим страданиям, Зина пошла к выходу из переулка. Только в момент Ее ухода он мог хорошенько рассмотреть свою Госпожу и мучительницу, любуясь ее великолепной задницей и длинными шикарными белыми волосами.