Или нажраться с утра))
Кем нас видят люди…
«Xxx, вы такая абсолютно гоанская девушка))»
Ну да) а еще гоанская девушка? и даже не умеет мыть даже бокалы)
Приятельница, пришедшая первый раз в гости, попросила помыть бокал еще раз???
Было немножко стыдно, но и смешно) хорошо быть цыганкой)
Жаль, что та часть моей семьи, которая меня воспитывала, давным давно отучилась стыдиться меня и вообще — воспринимать меня, как свою часть. Было бы весело посмотреть, как их колбасит)))
«Я же про вас книжку напишу, с указанием имен, а главное, фамилий, про все, что было» — сказано в редкую встречу — и затем — недолгая пауза и взмах тоненькой аристократической лапкой (точно такой же, блядь, как у меня) — а, пиши. Все равно мы все умрем…???
С годами к людям приходит буддийское спокойствие, надеюсь, со мной будет так же)
Какая странная и забавная вся эта жизнь, не поддающаяся никаким законам, никаким объяснениям, кидающая нас в разные крайности, неожиданные ситуации — заставляющая нас проживать миллионы разных ролей. Узнаем ли мы когда нибудь, для чего все это было? Не то что бы меня это беспокоило, мне и так хорошо, но все всегда же интересно узнать, чем все закончится)
Но даже если и не узнаем — наша жизнь все равно прекрасна))
Вот это стихотворение — оно чисто мужское, но как ни странно, я его очень люблю.
Интересно, а бывает так, когда мужчинам нравятся чисто женские стихи?
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.(С)
И. Бродский
1980 г.