Той весной я думала, что больше уже никогда не буду счастливой…
Я не убираю в скрытое, потому что, несмотря на название, это не о политике. Я написала этот рассказ на черном, на конкурс Рати, пусть здесь тоже будет, в такую грустную годовщину.
И в нем есть упоминание о войне, но несмотря на это, он не политический, и это только потому, что за этот год она настолько глубоко вошла в нашу повседневную жизнь, что невозможно написать даже любовный роман, не вспомнив о ней, не говоря уже о чем то другом, более осмысленном.
Итак, той весной я думала, что больше уже никогда не буду счастливой…
Это было какое то странное отупение, безразличие ко всему, в том числе и к собственной судьбе — когда «нет смелости ни умереть, ни жить». И еще — ощущение постоянного сна. Потому что ну не может же все это на самом деле происходить со мной — сначала ковидный спектакль, во время которого я все ждала конца света, потом война, эмиграция — если можно так было назвать мой поспешный отъезд в никуда, а главное — полное непонимание того, как жить дальше. Ведь так бывает только в книгах и фильмах, но не в реальной, не в моей жизни.
Да это и был какой то полусон наяву, потому что я почти перестала спать, зато начала очень много пить. Поэтому иногда я уже не понимала, где сон и где реальность.
Я даже не помню, как и почему я оказалась в Тбилиси. Я точно помню, что еще за три дня до отъезда говорила кому то, что собираюсь лететь в Тирану, в Албанию, но в итоге уже в Стамбуле передумала. Что заставило меня изменить решение — теперь уже непонятно мне самой.
А в Стамбуле был снег, и я впервые увидела его таким — в этом странном белом саване и поэтому каким то совершенно непривычным и незнакомым. И, как и сто лет назад, он снова давал приют эмигрантам и был для нас первым пунктом для того, чтобы сделать остановку и сказать себе — я успела.
…И я все равно кинула монетку в Босфор, как обычно, около Галатского моста, хотя мне было совсем не до того.
В Тбилиси тоже был снег — и единственное, что мне запомнилось из первых дней — это ощущение адского холода. Вот кто придумал, что в аду должно быть жарко? Нет, там должно быть холодно, как в той ночлежке на проспекте Руставели, где я остановилась в первые три дня, по глупости заплатив вперед. И именно в те дни я иногда довольно нежно посматривала на новый нож с красивой розовой рукояткой. Конечно, я бы все равно никогда этого сделала, во первых — по религиозным соображениям, во вторых — потому что некоторые давние события научили меня очень ценить жизнь, как свою, так и чужую, а в третьих — потому в глубине души я знала, что выход все равно найдется, иначе и быть не может. И так все в итоге и получилось.
Какое то время я просто бесцельно ходила, как зомби, по улицам Тбилиси, по набережной Куры, которая так напоминала набережную Сены. А кругом были флаги Украины. И если я когда нибудь напишу книжку обо всем, что происходило со мной той весной, когда я совсем не чувствовала себя счастливой, об этом странном и смутном времени, о людях, которых я встречала — то я назову ее именно так — «Флаги Украины».
Иногда меня накрывало приступом отчаяния и я начинала плакать прямо на улице. И потом, было кое что еще, кое что очень плохое и ну совсем уж лишнее и глупое в этой ситуации, то, о чем никому нельзя рассказать. Сейчас я думаю, что это была защитная реакция, и то, что казалось мне безумием, было на самом деле спасением от него — отвлечься на какую то надуманную мелкую проблему, чтобы не думать о вещах серьезных, с которыми я уж точно не знала, как справиться.
Тогда я заходила в церковь и там мне становилось легче.
Менялись города, я все время переезжала, Ереван, Батуми, снова Тбилиси и еще один маленький грузинский город, в котором когда то, по странному стечению не менее странных обстоятельств родился мой отец, формально не имеющий к Грузии никакого отношения. В моих маршрутах не было никакого смысла, никакой логики — на вопрос зачем тебе туда? — я иногда отвечала- я там еще не была, иногда — мне туда надо. Наверное, я пыталась что то найти, но у меня все никак не получалось. Думаю, все же я пыталась найти город, подходящий мне для жизни, как в итоге и получилось.
И становилось все теплее и теплее, и вот, наконец, наступила настоящая весна. Но мне все равно казалось, что я уже никогда не буду счастлива, потому что не знала, не представляла, как же мне вернуть себе мою прежнюю счастливую и безмятежную жизнь.
А потом все начало меняться. Потому что «самый темный час — перед рассветом» и теперь я точно знаю, что это — чистая правда. Важно лишь всегда помнить об этом. Сначала Италия отменила ковидные ограничения и я смогла вернуться в свой альтернативный дом, в самое прекрасное и спокойное место на свете, откуда несколько месяцев назад я уезжала почти в точно такой же панике, как потом уже пару месяцев спустя, вот той самой весной, когда я думала, что уже никогда не буду счастливой — из России.
Там я все равно продолжала изредка с интересом посматривать уже на листья белого олеандра, но это были скорее какие то глупые минутные настроения. А потом, уже в самом конце этой странной весны, в свой день рождения я получила подарок — новость, которая изменила все и позволила мне наконец понять, что именно нужно делать. Да, я понимала тогда и еще более отчетливо понимаю сейчас, что так как раньше уже не будет, но будет что то другое, и возможно, это что то будет даже лучше прежнего.
Мне понадобилось еще два месяца, чтобы перестать пить так, как я пила, начать нормально спать, и заняться хоть чем то из того, что нужно было сделать уже давно.
«Что не убивает нас, то делает сильнее» — нет, это точно не сделало меня сильнее. Просто очень сильно изменило, уж не знаю, в лучшую или в худшую сторону. Я просто другая. И у меня другая жизнь. Вот и все.
И вот теперь, этой почти весной, почти ровно год спустя, я просто надеюсь, что я еще когда нибудь буду счастливой.