Внутри сфер клубился туман. Тяжелые, как речные камни, они были самых разных цветов. Сизые, как небо перед грозой, салатовые, как молодая трава. В ладони поместилось бы штуки три-четыре, но он никогда так не рисковал и брал очень редко и лишь один.

— Двойной? — мальчик взял медный с патиной шарик. Решив, что наверняка внутри что-то интересное, спрятал его кармашек, в компанию к плоским камням-блинчикам для метания по воде. Не так много развлечений у мальчишки его возраста в отсутствии ровесников в такой глуши, как здесь.

Их с Турме дом, он за несколько проведенных тут лет привык считать его и своим, стоял даже не на краю деревни, а между лесом и деревней. Местные и раньше суеверно держались подальше от разного магического люда, а как святые отцы после них взялись за проверку веры знахарей и травников, так вообще стали отводить глаза, видя на рынке редкие на севере иссиня-черные кудри травницы с юга. Так и отползал бы забытый деревянный домишка в сторону лесной чащи, но как начнет нестерпимо болеть у кого зуб или некстати округляться живот, вспоминают про Турмалин с ее отварами.

Мягкая лапа толкнула незапертую дверь. Черная с серебром, слишком крупная для обыкновенной, лисица по-собачьи отряхнулась на пороге от утренней росы. Уже женская рука сняла холщовую сумку с травами с еще звериной шеи.

— Двуличные твари. А как мне что-то нужно, попробуй выпроси. Скорей бы уже кто-нибудь его… — продрогшая чародейка взглядом зажгла свечи на узких полках почти под самым потолком. Когда-то давно она провела не так уж много времени в темнице, но этого оказалось вполне достаточно для нелюбви к темным углам. В которых могут быть крысы и еще черт знает что. — Руби! Где тебя носит, бесполезный ты... — мальчик с рубинового цвета шрамом, пересекающим правую щеку, сгреб со стола хозяйки грязные миски и чашки, как будто за ними зашел на отгороженную плотной шторой часть дома, куда ему заходить нельзя. — Если ты до сих пор не сходил за водой… — отодвинув штору плечом Рубин бочком попытался незаметно проскользнуть в двери на веранду, но споткнулся об порог и вместе с посудой полетел на пол. — Что ты там опять делал? Cjong’ma, я тебя точно высеку сегодня. — Турме, продолжив тихо ругаться себе под нос на родном языке, который в последнее десятилетие только на это и годился, подошла к широкой лавке около печи. Обычно на лавке сушились травы и цветы, но сейчас там лежала девушка. — Лоб горячий, это хорошо, тепло лечит. Кто ж тебя так отделал, мне даже почти жалко… — Девушка приоткрыла один глаз, тот, который меньше опух. «Вроде карие... Похоже на оникс. Если я назову тебя Оникс, меня наши уже никогда не перестанут называть каменной ведьмой».

Турме, небрежно закинув сумку с травами на печь, скрылась за шторой. Карий с зеленой поволокой глаз устало закрылся обратно, голова у беспомощной девушки как ей казалось раскалывалась на части.

— Привет, не отвлекаю? — ведьма провела рукой по большому кристаллу, стоявшему вертикально на мягкой подушечке на столе. О делах она предпочитала говорить без свидетелей, пока Руби занят чем-то вне дома.

Кристалл тускло засветился, завибрировал, этим глухим звуком напоминая человеческую речь.

— Для тебя я всегда свободна, детка, тррр-р.

«Я тебя в два раза старше, какая я тебе детка.», со злостью подумала Турме и очаровательно улыбнулась. Собеседница с кристаллом получше могла ее видеть. — Какие, новости, у моря? — С каждым словом она бросала в кристалл сферу. Магическая оболочка лопалась об острую грань и туман из шариков втягивался внутрь. На другом конце мира сфера с воспоминанием снова собиралась, готовая к продаже.

— Все по-прежнему, но, ты же знаешь лучше меня, короли не правят вечно. Я уверена, он перейдет кому-нибудь дорогу еще до зимы, и ты сможешь вернуться. Шррр, — кристалл на секунду погас и снова заговорил. — Не представляю, как ты там выживаешь, в таком холоде. А что за девку ты нашла, магии в ней ни на грош?

— Ты же знаешь что после тебя новых людей с даром не было, мы бы все почувствовали появление. — «А нам очень нужна свежая кровь, не могу уже видеть одни и те же бессмертные лица. Кстати интересно кто из них тебе про нее сболтнул».

Руби с интересом застыл на пороге, прислушиваясь.

— Девчонка бесполезна. Мало того что нет способностей, ее даже не продашь, как обычную, она… Порченый товар.

«Это ведь все заживет, зачем она так сразу, «порченая». Я ее научу всему, и картошку чистить, и кур ощипывать. Я раньше тоже ничего не умел». Руби попробовал было вспомнить, как это, «раньше», но не смог.

— Прости, мне пора, еще столько встреч на сегодня запланировано. — Подруга не преминула напомнить ведьме в изгнании о местах, где на таких как она смотрят с уважением и им не приходится скрываться поодиночке.

Выпал снег, затем растаял, беззаботными ручейками унося прочь кораблики из веток и листьев, которые Рубина научила делать оправившаяся, но так и не заговорившая Никси. Снова выпал снег, снова растял. Парень стал ходить на охоту, разбавив надоевшую всем куриную диету кроликами и рыбой. Девушку научили различать травы и чинить вещи. Турме с радостью скинула бы на нее и общение с односельчанами, и походы на местный рынок, но та ни слова не могла сказать. А Руби выходить к людям было нельзя, сначала в него это правило вбивали розгами, Турме даже высадила возле дома куст с какими-то быстрорастущими красными ветвями, гибкими даже зимой. Затем один из умыкнутых им шариков мельком показал на доске «разыскивается» какого-то мальчика со шрамом на пол лица, «последнего неповешенного из нищих воришек доков».

— Ну смотри, если маме сболтнешь… — Руби беззлобно засмеялся, Никси грустно улыбнулась в ответ, в отличие от него она свою маму еще помнила. — Там страшно, но почему-то приятно. Не бойся, я буду рядом. — Он лопнул между пальцами сферу и дал девушке вдохнуть туман. Она закрыла глаза и казалось уснула.

— Ты меня слышишь вообще? Если сразу сдашь своих сообщников, кнута не будет.

— Я… Нет… Нет, нет! — Оникс зажала себе рот руками, услышав мужской голос.

— Совсем спятил от страха. Может в процессе кого вспомнит. — Чьи-то руки подхватили ее и потащили, обмершую от ужаса, к деревянным колодкам, закрыли их вокруг шеи и запястий. Сорвали рубашку.

— А-аа! — девушка зашлась в крике, выплеснув в нем всю боль за последние несколько лет. Чужое тело было сильнее, но все равно не могло разломать дерево. Боль от вывихнутых в конвульсиях суставов с лихвой перекрывалась резкими глубокими вспышками кнута, выбивающими воздух из легких.

Один из вдохов вместо пыльного воздуха нагретой солнцем площади стал прохладными запахами леса после дождя. Рядом никого не было, Никси повела напряженными мышцами спины — ничего. После общего облегчения ее охватила злость, достаточно конкретная, на определенный предмет. «Даже если она там, она не успеет меня остановить. Я должна положить этому конец». Дом, веранда, штора, керамическая миска со сферами, пол. Клубы дыма поземкой разметало вокруг осколков. Удивленно вздернутые тонкие черные брови.

— Ты что... натворила? — Турмалин на секунду растерялась от неожиданности.

— Нет… Нет! — непривычно прохрипела Никс.

— Знаешь, ты мне больше нравилась, когда молчала. — взбешенная ведьма взяла себя в руки и нехорошо улыбнулась. — Давай-ка напомним тебе, кто тут хозяин. — Турме взяла девушку за волосы и протащила по полу до лавки. — Ты помнишь, как валялась тут, еле живая? — подняла ее, все еще держа за волосы, на колени, дала пощечину и с силой швырнула поперек лавки. — Ты так благодаришь меня за спасение своей шкуры?! Я тебе сейчас ее тогда обратно исполосую. — Турме взяла в руки связку жил, которыми Никс сшивала ей кожаные торбы.

Руби, привыкший ходить неслышно, застыл на пороге. Броситься защищать Оникс? Или вначале выяснить, о чем говорит мама? В сарае около дома, где он хранит снасти для рыбалки, давно припрятан шарик цвета меди с патиной, такой же, как глаза Никс.

— Ты, поняла, меня, дочь, портовой, шлюхи? — Турме впечатывала каждое слово обжигающей кровавой полосой в тело и память дрожащей девушки. Хлопнула дверь, и от сквозняка мгновенно погасла ее ярость. — Нет, малыш…

Турмалин выпустила связку из рук, выбежала на крыльцо перед домом. — Ты не понимаешь, — пытаясь угадать, в какой стороне искать единственного человека, который не отвернулся, узнав ее настоящую. — Она разбила наши возможности вырваться отсюда…