Как оказалось, я легко выскальзываю из любых наручников.

— Эээ, — тянет озадаченный Доминант, — гм-гм. Гкхм. ГКРХМ!

На эти китайские понадобилось семь минут, и то за счёт очень теплого воздуха в помещении; кисти плотно, крест-накрест, прилегают друг к другу, надо было выбраться — не защелкнув замочек на дужках, потому что ключ куда-то исчез.

— Интересно, ты будешь такой же сосредоточенной у меня на коленях под шлепками?

— Вижу цель — иду к ней!

— А под ремнем?

— Я Вас умоляю.

— А под тростью, малыш? Под тростью, когда я даже не дам тебе возможности вдохнуть и выдохнуть, и ты будешь захлёбываться криком?

— Не за что же? — меня реально ведёт от его взгляда, кружится голова от смены красок — его глаза из зелёных стали серо-желтыми, и там в глубине, за приоткрытой створкой зрачков таится зверь.

— Да, несмотря ни на что, не за что. Но я хочу.

— Вы — правда? Вы хотите так со мной?

Мы еще держимся, ничего кроме невинного петтинга, лёгких шлепков, долгих умопомрачительных поцелуев — я не целовалась так с 18 лет, пожертвовав ванилью ради Темы. Я забыла,что такое настоящие, чувственные поцелуи — когда по ощущениям тебя уже начали трахать, с языка и рта.

— Ты пахнешь сексом с медом.

— Как это?

Он пожимает плечами. — Я не знаю. Помнишь, нашу самую первую попытку переписываться? Ещё на твоей старой анкете? У тебя стояло несколько фото, и я заходил регулярно несколько месяцев на нее, просто полюбоваться.

— И я, кажется, спросила, почему Вы меня преследуете. Но почему Вы мне сами, первый, так и не написали?

— Я боялся влюбиться. — Он силится улыбнуться, но так, как мне нравится, с широкой улыбкой, переходящей в низкий смех, у него не получается. — Я знал, что влюблюсь и боялся этого. Ещё не читая тебя, не зная, какая ты. Мужчины вообще очень трусливы.

— Ну а в конечном итоге вот к чему мы пришли. — я перебиваю его, развожу руками, обхватывая мирок вокруг нас, его, растрепанного, в расстёгнутой рубашке и с наполовину вынутым из петель брючным ремнем, меня, полуголую, на нем сверху, забытые часы, учебники, дела. Я к нему приехала учиться, ага. Под чутким руководством и эгидой строгой дисциплины.

Но тут мы столкнулись губами. И так сто сорок три раза.

—--

— Неужели мне так уж необходимо было пройти через десяток лет унижений, горя, внутреннего роста через боль несовпадений и боль наоборот от совпадений, но отсутствия любви, чтобы познакомиться с Вами?

Говорю я, повернувшись к нему спиной. В окне качаются фонарики. Цокает

копытами лошадь.

Стоп. Лошадь?

— Она сейчас позовет тебя "еееежик", но ты не откликайся, ладно?- фыркает от смеха он мне в спину.

В тумане начинается рассвет, и забытые наручники — круглым яблоком — катятся по паркету.

— Можно? — спрашивает он меня. Не о порке, не о сексе, не о преломлении старых табу и вводе новых интересов.

Можно ли в меня влюбиться.

Я перегибаюсь через бортик, поднимаю наручники и протягиваю ему в ладонях вместо ответа.