Накануне ночью Семечкин заснул на икеевском диване как был — в джинсах, тёплых носках и свитере. Не потому, что в квартире было прохладно, вовсе наоборот, но кадры надвигающейся мировой смуты так и держали его в цепком оледенении и на всякий случай, он даже сложил возле дивана тревожный рюкзак (в том находились наличные, документы, блок питания для телефона и ароматическая свеча).

Почему свеча? На случай отключения электричества, а другой у него не было.

Сны снились назло ситуации мирные, сексуальные и приятные. Во сне он видел то себя, ныряющим в тёплое море за сияющей раковиной. То Ее, в фонтане у старой церкви Девы Непорочной, что стояла на холме за оливковым садом.

Обнаженная, Она гладила руками слегка округлый живот, ручейки воды струились по полным бёдрам, а золотые волосы как пушистое облако-нимб парили в воздухе.

Он лежал на земле рядом и смотрел на ее ступни, втайне надеясь, что пальцы ног коснуться его лба и тогда — тогда...

Из сна Семечкин вынырнул резко, как рыба выброшенная на берег. И сразу обиделся на несправедливую биологию.

Зачем я проснулся? — тоскливо подумал он, взял в руки телефон и прочитал свежие новости:

«Власти Турции сообщают, что в проливе Босфор обезврежена вторая морская мина»

Времени на поиск Госпожи оставалось ничтожно мало. Что уж говорить про любовь.