Дело не в том, какие у кого глаза. Зелёные, голубые, карие. Не так...Дело как раз в этом. Дело в том, что сначала Вы, лично Вы, спросите, чем я занималась. Отвечу — была хорошей девочкой.

А ещё, спросите Вы.

Сидела на БДСМ-сайтах. Мне нравится, отвечу я. Пока Вас не было, я успела растрепать лишнего кому не следовало, насладиться одиночеством, и познак ...

А ещё, спрашиваете Вы.

Читала. Мелвилла, Кинга, белиберду на вандерзине. Книги по дискурсу, обзоры. Ревью. Кому это вообще нужно.Хуй там плавал. Извините.

Последние два дня не ела. Стало всё все равно. Работала.

— Есть что-то, что мне нужно знать? — говорите Вы после паузы.

Пока Вас не было, думаю, я придумала Вам сотню новых ролей, успела забыть Вас как человека, но возродить как персонажа, уйти в аскезу.

Не курила, не плакала по ночам, никого не искала. Меня находили сами. За последние пару дней мне сказали столько добрых слов, сколько я от Вас...

Дело вовсе не в том, какие у кого глаза, — задумчиво смотрю на компанию симпатичных мальчиков в кино, а я люблю ходить одна на премьеры, — им лет 18, и они без шушукания улыбались мне, я покачала головой — им все стало понятно, хорошее поколение подрастает, не будь Ва...

Или рост, или волосы.

Есть система, в нее либо вписываются, либо нет. Мужчинам надо — золотое сечение, соотношение 70 к 100, здоровые волосы и кожа, сияющие глаза, симметрия.

У женщин не так. Перемыкает от линии подбородка или структуры волос. От формы пальцев. От роста. От того, как кривится рот, когда он пытается сдержать смех. От цвета глаз.

Дело всё-таки в глазах, да.

Берешь человека — он хочет того же, что ты, но не так. Берешь другого — так, но не то. У третьего в интересах мерзость. Четвертый ...

—--

Что происходит с нормальным ребенком, когда он натыкается в телевизоре или читает в книге — вскользь (вскользь автор нарочно пишет — показательный акт несправедливости) о порке? А я кожей чувствую, насколько теплая до липкости скамейка от соприкосновения с предыдущим высеченным. Слышу, как свистит розга — хотя меня лично не били ни разу. Ощущаю, как сладко она прорезает кожу. Это должно быть больно, потом, когда-нибудь, но перечитывая раз за разом, селфя подростком, я буду смаковать каждый удар, по буквам проговаривая "И -ударил — так -что- на- теле- сразу- загорелась — вспухла- красная -полоса", наизусть заучивая отрывки...

Дело не в как и что заучить, — но перемолоть в сознании эти отрывки, потом они сложатся в киноэпопею, от кадра к кадру, где тема одна, но облачений множество, остаются неизменными я и Вы.

Я и Вы.

Честно? Плевать. Стена из слов, на каждом булыжнике мелом — "Честно? мне плевать".

Будет следующий. На Земле 7 миллиардов людей; допустим, если брать в расчет белых мужчин лет до 45...каждый сотый из них осознанный тематик...Верхний. 10% из них любят age-play. Ещё — ну, может же быть? Любит так — как я. До малейшего штриха. До синхронности одних и тех же модуляций. До одних-единственных слов и движений.

Круг сужается, сужается, превращается в точку. Это первая проснувшаяся за зиму муха черной кляксой сидит на стене.

Она тихо жужжит.

Вы спрашиваете: — Есть ещё что-то?

Я понимаю, что больше не смогу сказать ни слова, даже если Вы будете меня пытать.

Все равно.

— Дело не...

— Я скучала...

— Вы все не так поняли...

— Честно говоря, Вы ДОЛЖНЫ были забросить профиль, заблокировать меня в мессенджерах, удалить... Нет, просто изменить текст анкеты, и я бы поняла сразу, я больше никогда, даже если Вы бы сами написали, потому что спустя время — это будете не Вы.

А я устала биться в стекло, разговаривать с отражениями.

Ноут не открывался, были книги и ютуб. Из новостей — Старки рулят, жизнь — это драма, кто-то верит в меня как писателя, весна пришла, шить не умею.

Воротник на школьном платье вкривь и вкось. Придумалась сцена — прибегаю, воротник набок, полуоторванный, ладони в чернилах — по жизни, зато помада и небрежно завязанные в хвост волосы.

И Вы как всегда. День, когда я увидела на вашей манжете кофейное пятно, наполнился невиданным счастьем — Вы оказались человеком.

Человечным с этим пятном на безупречно белой манжете.

И Вы даже ничего не говорите — а мне стыдно так, что хоть самостоятельно становись в позу, только б не видеть укоризненного взгляда.

Взгляд! В этом-то и дело.

Солнце. Пылинки, кружащиеся на полу. Косые тени. Полированная поверхность стола. "Руки вперёд". Разрезающая напополам боль. Пробивающая насквозь. Больно, сладко.

Как я смогу объяснить кому-то, кроме Вас, от чего мне на самом деле сладко, если спейса не существует, а это не спейс ни разу, рассказы про порку — всегда об атмосфере вокруг, не само действо.

Розовые полосы, черные кляксы.

Белые манжеты и стены.

Солнце.

Треск разорванной ткани воротника.

Писк таймера.

—--

Я теоретизирую драму по жизни. О текстах, вносящих в сознание людей идеи. О подслушивающих и слышащих. О том, как заставлять и сопротивляться насилию.

"вы"- это все остальные, Вы — один.

Я ставлю таймер, считаю секунды до блокировки.

На последней приходит сообщение:

— Как Вы себя вели?

— Хорошо.

— То есть, мне нет нужды Вас воспитывать?

— ...

Дело во взгляде.

Вы никогда не владели моим телом как собственностью. Захоти я на полном серьезе — черта с два бы Вы догадались, что есть ещё кто-то и с десяток вокруг.

Вы взяли мое сердце — и вернули его обратно. Поэтому я никогда не могла Вам лгать.

Говоря честно, принимая простое решение — пусть что будет -

— Разве что. ..

— Да?

"Если наша первая сессия будет состоять только из разговора — это нормально. Разговор с Вами важнее."

"Шантрель хочет разного, в этом ее ценность"

" Но кое-кто из нас холодный философ, а не циничный делец, поэтому..."

"Вы — яд."

"Я мешаю ее жизни и творчеству."

"Кажется, ...исчерпалось? "

"- Ты потеряла себя. — Нет. — Что он с тобой сделал?"

"Иди сюда. Сверху. Я хочу смотреть на тебя. Тшш, так, да..."

" Каждую нашу реплику произнесли сотни людей, тысячи до нас. Ни чем не выдающаяся обыкновенная история."

"Даже если..."

" Чему ты улыбаешься? — Смешно."

" Вы мне дали больше чем могли — Вы отпечатались в моём сознании полноценной мыслью, эйдосом, и я ношу его огоньком на груди..."

"Поэтому не боюсь. Ничего мне не надо кроме Вас — играющего — и не боюсь."

— Дело не в.

— Почему Вы мне пишете, все равно, сами?

Все равно. Все равно.

— Frankly, my dear.

— У них не Ваши глаза.

—--

— Чем Вы занимались?

— Была хорошей девочкой.

— Значит, не нуждаетесь в воспитательных мерах?

— Нет. Разве ...

— Да?

— Нет, все тихо.

— Может быть, есть, что мне нужно знать?

Звук бьющихся стекол.

Жужжание взлетевшей чёрной на белом мухи.

Это ветер разбивает стекло.

Я прикрываю ладонью Ваш эйдос, огонек на груди, от порывов ветра.

И молчу.

И молчу.