— У меня не было нижних, — повторил Эгль, позвякивая ложкой в чашке. Чайничек на его стороне стола пах корицей и медом, яблоком и бадьяном. Девочка смотрела на него, широко раскрыв глаза, положив подбородок на скрещенные руки. — У меня были женщины, девушки, феи, ведьмы, актрисы, бухгалтеры... Не нижние. Не получилось. Знаете, коронует народ. А я всегда был консортом — не царствующим, не правящим, титулованной особой, на которую разве что бирку не цепляли: а это мой Верхний, хороший мальчик, будь умницей.

— Фантасмагория какая-то. Верхний в ошейнике?

— Возможно, я сам этому способствовал, представляясь лакомым кусочком. Образованный, коммуникабельный, вежливый, симпатичный, привлекательный — ага, Вы уже улыбаетесь — для Вас, пташки, не стремящейся к браку, все это лишь перечисление достоинств конкретного человека. Но для одиноких, разочаровавшихся дам, оно — набор характеристик абстрактного мужа, сферического в вакууме. А я не хотел быть экспонатом на выставке, даже если это выставка Верхних.

— Поэтому Вы не в поиске, не потому что нашли ту самую?

— У вас пенка от кофе на верхней губе, — хмыкнул Эгль. — слизните, не вытирайте, да, вот так. Вы можете посмотреть прямо, не опуская глаза?

— Я... Смущаюсь.

— Хорошо, позже. Я не в поиске, потому что хочу невозможного. Смущения, стыдливости...доверия, а не самовыплескивания, в мире, состоящем из миллиардов космосов, где космос — человек, и этот космос населен лишь одним им. Мне же всегда хотелось принятия, открытости...

— Если я попрошу, — прошептала девочка, — если попрошу Вас постучаться в дверь?

— У Вас на лице написано, чего Вы хотите -, зло, неожиданна была эта злость, — ответил он. — Вы хотите наказания за проступки, которые не совершали. От человека, который Вас знает, но является для Вас исключительно приложением к руке, держащей розгу. А я хочу, чтобы Вы меня полюбили. Или не Вы. Кто угодно, какая угодно. Но так, чтобы ничего не осталось в ней от нее. Так что же нам делать?

— Расскажите с самого начала, — отодвинулась девочка.- с первой сессии. Я верю, что Вам не составляло труда уговорить на нее любую. Но что происходило в процессе, когда Вы оказывались лицом к лицу?

Эгль нахмурился, вспоминая. Девочке захотелось разгладить кончиками пальцев морщины на его лбу, но она не решилась и терпеливо сидела, взглядом и улыбкой поблагодарив официанта, принесшего ей еще один кофейник. Тишина туманом окутывала столик. Даже музыка с барной стойки звучала приглушенно, издалека.

— ...ей едва исполнилось 18, — очень медленно и четко проговорил Эгль.- Хотя она врала в анкете и переписке, что 21. Я заставил показать паспорт, перед тем как мы поднялись ко мне. Буквально уломал. Практически хлопнул дверью перед носом. Чего она боялась? Мне же не адрес нужен был и не паспортные данные. Восемнадцать — и хорошо. А за вранье она, конечно, получила.

— Сильно?- с сочувствием спросила девочка.

— Ротангом, с оттягом, — растянул он губы в хищной ухмылке .- больше она не приходила.

Послушайте, Вы не могли бы поднять Вашу юбку? Выше. Так и сидите. Не беспокойтесь, видно только мне.

***

... Мисс, — наклонился Эгль к девчонке ( назовем ее для удобства L.) и взял за подбородок, подняв лицо, еще бледное после пережитого унижения с проверкой паспорта. Несколькими мгновениями ранее она упала на колени перед Эглем, роясь в рюкзаке. Паспорт был в самом дальнем из карманов, а она стояла коленями на хоть и чистой, но всё же исхоженной десятками уличных ботинок, лестничной клетке, пытаясь найти его как можно скорее... "Минута"- спокойно сказали ей сверху, и на последних секундах она паспорт вытащила-таки, развернув документы на первой странице, упорно пытаясь закрыть пятернёй ФИО и номер. Эгль мысленно и не мысленно закатил глаза, убедился — 18 есть, фото с оригиналом совпадает, за шиворот втащил это дрянное существо к себе в квартиру, захлопнув громко дверь и дав соседям для пересудов лишний повод.

— Раздевайтесь полностью, — вздохнул он. — Да, прямо здесь. Начните с обуви, затем куртку, ну и так далее. Вот Вам вешалка для верхней одежды, вот для "средней", а белье, — он думал доли секунды, — отдадите мне.

Затем спокойно наблюдал, облокотившись на стену в холле, как девчонка, отчаянно краснея, стаскивала с себя джинсы, ремешок на них звякнул, она вздрогнула, — я не порю нижних их собственными ремнями, — развеселился он, — это не эстетично и не фетишно. Дальше.

Выдохнув, точно ныряла в ледяную воду, L. стащила с себя кружева и тесемки, невинно-детские, с рисунком в котятках, и, зажав в кулаке эти клочки, протянула ему, прикрывая другой рукой грудь.

Он отнес белье в комнату и убрал на полку книжного шкафа, решив таким образом повлиять психологически. Трудно в 18 лет уходить из квартиры почти незнакомца без белья. Эта — точно не уйдет.

Она стояла обледеневшей нимфой, не сдвинувшись ни на шаг — правая рука поперек груди, левая на лобке.

— Вам всё равно придется опустить руки, юная леди, — ласково сказал он ей. — Порка — мало способствующий смущению процесс.

Ответом послужил протяжный вздох.

Эгль, мыслено плюнув на правила приличия (успокоить, расслабить, чаем напоить, помассировать, разогреть), сгреб ее волосы в кулак и повел за собой в комнату. Его самого будто по камням тащило навстречу эшафоту, и он хотел достигнуть того, сам, как можно раньше.

...- Послушайте, — не выдержала девочка, — а это точно была Ваша первая сессия?

— Да-да, -Эгль смотрел сквозь нее, — первая, конечно. Правда, L. об этом не знала, ей было достаточно понимания, что я неопытен, пусть не жалок в своей неопытности. "Сессия" — потому как процесс доминирования не прекращался от и до. Я шлепал своих партнерш и до "прихода в Тему", конечно, почти в шутку. Немного придушивал, капал воском, фиксировал... Милые развлечения, они у всех были. Но не доминировал.

— Вам было страшно? — и она повторила тише, — да, Вам было страшно.

— Я боялся показаться смешным. Боялся, что L., вызовет у меня только смех. Потому и приказал ей даже не пытаться надеть что-то фетишное. Обычную одежду, которую легко можно снять, не заходя в комнату.

— Она подчинилась, конечно, с радостью.

— Послушайте, — не выдержал он, — что Вы хотите узнать, постоянно перебивая? Может, ириску возьмете? Вместо кляпа.

— Я вся внимание, — торопливо, заметив, как он раздраженно поморщился.

... Ему было интересно погулять по грани. Понять, где он может остановиться. Понять, где проходит граница у среднестатистической нижней. Позже он понял, что даже в одной нижней границы проходят меридианами: казалось, там, где уже царит пустота, бездна, в которую сыпется гравий с его туфель, даже там можно нащупать землю и идти дальше до следующего обрыва.

Он велел лечь L. животом на подлокотник дивана. И впечатал ей без остановки тридцать ударов ремнем, попадая по рукам и не обращая на это никакого внимания. Затем достал ротанг и вмазал, другого глагола не подберешь, еще пятнадцать.

Пока L. размазывала слезы вперемешку с тушью ( дура, вот с какой ты целью накрасилась?) по пухлым щечкам и потирала попу, отчаянно всхлипывая, он вышел на кухню, поставил чайник, сделал бутерброды, принес поднос в комнату. И там насколько поехал крышей от открывшейся картины — L. так и лежала на подлокотнике, не решившись сменить позу и свести ноги ( или снова раздвинув их, услышав его шаги ), что сорвался и в очередной раз плюнув на правила — поцеловать- обнять-возбудить- поласкать — раздеться самому — просто расстегнул джинсы, натянул презерватив ( благо, лежали в кармане), вошел в L. Он не брал ее — берут даже на время, присваивая. Он не хотел, чтобы она принадлежала ему. Он нуждался в процессе, а не результате, движении, продолжении... Ему не было важно даже кончить. Исключительно завершить сценарий — это он осознал после. Стандартный сценарий кинк-порно всегда определяется наличием секса как финальным аккордом. И до этого аккорда он все-таки дошёл. Кончить же не смог, L. не держали ноги, свело чуть ли не судорогой челюсть. Он пожалел ее, отправил в душ и вызвал такси.

— Я напишу тебе, — пообещал на прощанье и действительно написал вечером, чтобы узнать, как она добралась, и утром, советуя арнику, троксевазин и ношпу.

А потом несколько раз уклонялся от ее назойливых попыток встретиться и повторить. Что он хотел понять, он понял. Заглушать одиночество доминированием над кем-то — всё равно, что начать пить. Алкоголь туманил мысли, иллюзорное ощущение власти тоже, а он предпочитал трезвый расчет и ясную голову.

— Что с Вами? — вдруг обратился он к странно молчащей девочке.

— Я плачу, — ответила она удивленно, не ожидая слез. — От жалости.

— К ней? Сочувствуете из солидарности?- хмыкнул, не понимая, Эгль.

— К вам обоим.

— Ну, хорошо, ей Вы сочувствуете, потому что понимаете природу ее привязанности и жалеете бедняжку, которую не согрели, не полюбили, замуж не позвали. А мне, мне-то почему?

— Потому что Вы бесчувственный эгоист?- засмеялась девочка.- Которому не дано испытывать страсти?

— Ну почему, — Эгль ждал ее слов, — дано. Как и всякому. Только в моем "дано" другие условия, меняющие суть задачи. Какая задача ставится перед большинством тематиков?

— Найти своего, правильного, подходящего только ему/ей партнера.

— Верно. А я хотел вырасти над собой, взрастить себя и человека вообще, как такового, Homo sapiens в себе.

— Удалось?

— Нет. Вы будете еще кофе?

Девочка наморщила носик, пытаясь изобразить недовольство прерванной беседой, но не выдержала и со спокойной веселостью сказала: — А Вы хотите продолжения или домой?

— Я бы хотел — продолжение дома, — ответил Эгль, жестом попросив у официанта счет.

— Поедем ли мы к Вам, зависит от того, как Вы расплатитесь,

— Что? — непонимающе покосился он на девочку, прячущую улыбку в уголках рта. — Карточкой, — это уже официанту.

— Значит, к Вам. — подытожила она, и, достав из сумки зеркальце, стала подводить губы темно-вишневой, вызывающе-сексуальной, помадой.

— Объясните, — потребовал Эгль, — иначе передумаю.

— Видите ли, если мужчина на свидании предпочитает платить наличными, притом видно, что обычно он использует карточку — по неуверенности и слишком крупной купюре, заранее снятой в ближайшем банкомате, — он женат и старается скрыть от жены свои перемещения. То, что женат... можно пережить. Но вот тотальный контроль жены над ним и его попущение этому контролю — уже нет.

— Я не женат, — он помог надеть ей пальто, — хотя обета безбрачия, во всех смыслах этого слова, не давал.

— Каждую ночь новая партнерша? — она будто услышала его мысли и оставила одну руку без перчатки — подав ему ее то ли для поцелуя, то ли стараясь удержаться. Подхватил, конечно, сжал в своей ладони, вывел на улицу — навстречу ледяному ноябрю.

— Каждый месяц — два. Постоянных нет. Неинтересно. Так Вы едете?