После ночного артобстрела, мы возвращались на позиции, в окопы первой линии. Возвращались на обжитые за недели противостояния и такие родные блиндажи и траншеи. Недалеко от землянки медицинской службы, около которой лежало несколько раненых, политрук Хитрый Лис толкал очередную патриотическую блевоту, прочитанную им накануне в агитационной листовке.

Кряхтя изо всех сил со стороны опушки леса, медсестра Анархия, тащила не себе раненого Каа, тот вопил изо всех оставшихся сил, чтобы она оставила его и дала умереть, ведь он не хочет выплачивать кредит государству.

— Ты ещё не отдал все долги родине, а это всего лишь маленькая царапина на жопе, осколком по касательной пришло, уже даже кровь не идёт.

Но он не унимался.

— Не хочу я больше, оставь меня тут. Это дело молодых и здоровых, а я уже 3 месяца не ходил в баню, меня девушки не любят.

Над траншеями пролетела пара Ми-24 и разредив боезапас неуправляемых ракет по территории леса начала разворачиваться. В тот же момент с горизонта вылетели одна за другой две ракеты ПЗРК. От этого одному из Ми-24 стало плохо и груда горящего металла рухнула на поле перед нашими позициями.

— Сейчас начнётся. Фиксик, тащи ящик с гранатами. Фиксик!!! Ты там застрял что ли?

Фиксик сидел на ящике с гранатами и рассматривал листовку с изображением Киевской Марты, вещавшую о гуманном отношение к сдавшимся в плен и обещавшей 10% скидку на сессию при предъявление листовки. Ещё раз посмотрев на неё он понюхал бумагу и даже немного пожевал её уголок, убрал в карман и потащил ящик с гранатами туда, откуда его звали с использование нецензурной лексики.