Вечер первый

Приятный сюрприз пришёл по электронной почте пятничным вечером, когда я сидел в своём офисе, коротая время чтением рекламных сообщений. Адрес «Monique» заставил меня вздрогнуть как от электрического тока — это было сообщение от Моники. «Пёсик, — писала она, — у меня есть некоторые идеи касательно сегодняшнего вечера, возникло желание провести его с тобой. Я нахожусь у тебя дома и пишу тебе с твоего компьютера. Сейчас ухожу, буду у тебя снова около шести. Приготовь небольшой ужин, а кое-что я ещё принесу с собой. Да не забудь заглянуть в наш саквояж. Моника».

Мои мысли незаметно для меня вернулись к началу нашего знакомства, сначала по интернету, а потом и вживую, что произошло около года назад. Во время нашей довольно долгой переписки я поведал ей о своих сокровенных тайнах и мечтаниях. Она ответила мне, что такого рода отношения её не только вполне устраивают, но даже очень интересны и желательны. Я был на седьмом небе от счастья. Наша реальная встреча меня не разочаровала ни в каких отношениях. Моника оказалась обворожительной брюнеткой с красивым слегка удлинённым лицом с ямочками на бархатных щёчках и большими чёрными глазами. Фигура у неё была потрясающая: длинные стройные ноги, крутые бёдра, изящная талия и изумительной формы грудь. Она смотрела на меня, и мне казалось, что её пронзительный взгляд проник в самые потаённые глубины моей души и вывернул наружу всё, что там скрывалось. С тех пор...

Я быстро прибрал в офисе, вышел на улицу и, прыгнув в машину, помчался домой, предвкушая один из тех сладостных, заставляющих замирать сердце и всё трепетать внутри, вечеров с Моникой, которые остаются в памяти на всю жизнь. Через двадцать минут я был дома. Войдя, я бросился в спальню, откуда принёс саквояж с нашими игрушками. Раскрыв его, я увидел конверт с надписью «Открой!». Вскрыв его, я обнаружил два листка бумаги, один под другим. На верхнем я прочитал следующее:

«Раб! Прикрепи к этой записке контракт, согласно которому ты на двое суток поступаешь в моё полное распоряжение. Внимательно прочитай его и тщательно выполни все мои приказания. Я знаю, что ты сразу помчался домой после получения моего письма, поэтому я всё приготовила для дальнейшего. Поставь под контрактом свою подпись и положи его на стол в кухне. Сверху положи ключ от наручников. Затем возвращайся в спальню. Хорошенько вычисти всё, что необходимо для игр, и сделай влажную уборку. Когда всё это будет сделано, ты должен лежать на полу лицом вниз, раздетый догола. На тебе должен быть ошейник, во рту кляп, лодыжки привязаны к концам распорки, яйца к её середине, руки скованы наручниками за спиной. Ждать моего возвращения! Моника».

Да. Да. Да. Теперь уже нечего скрывать. Я действительно время от времени становился рабом Моники — бесправным существом, обязанным выполнять любые прихоти и капризы строгой Госпожи, находящимся в полном её распоряжении и покорно сносящим любые унижения и наказания, которым она его подвергает, как за провинности, так и просто для своего развлечения. Но моё рабство у Моники не только не было насильственным, не только абсолютно добровольным. Именно это рабство было тем положением, к которому я стремился всей душой, и отсутствие которого меня мучило долгие годы. И невозможно выразить словами, как безмерно я был благодарен Монике, которая поняла меня, нашла этому отклик и в своей душе и поработила меня для моего и своего блага.

С трепетом я взял в руки второй листок. Это и был упомянутый Госпожой контракт. Вот он:

Я, .., в дальнейшем именуемый «раб», абсолютно добровольно и, будучи в полном здравии ума и тела, предаю себя в рабство .., в дальнейшем именуемой «Госпожой», на период с ... по ... Цель этого контракта — полностью узаконить и регламентировать это порабощение. Он является основой для развития дальнейших отношений между Госпожой и рабом. Своими нижеследующими подписями они оба скрепляют принятие следующих условий, которые не могут быть изменены, кроме как по обоюдному соглашению. • Первейшей обязанностью раба является максимальное обеспечение всех условий для физического и эмоционального удовольствия Госпожи. • Весь оговоренный период рабства раб обращается к Госпоже только «Госпожа». • Раб обязан служить Госпоже в любых качествах, каких только она пожелает — лакея, горничной, секс-игрушки, пса, лошади, мебели, пепельницы, туалета и т. д. • Раб обязан беспрекословно и без малейших колебаний выполнять любые приказания Госпожи, какими бы унизительными они для него ни были. • Госпожа может по своему усмотрению как угодно жестоко наказывать раба за любые проступки, а также унижать и истязать его просто для своего развлечения и удовольствия. • Раб обязан покорно сносить любые наказания и унижения, которым подвергает его Госпожа. Лишь после наказания раб может получить прощение за свой проступок. • В присутствии Госпожи раб обязан, если нет других приказаний, передвигаться лишь на четвереньках, стоять лишь на коленях, постоянно носить ошейник — символ власти над ним Госпожи. • Раб не имеет права без особого разрешения поднимать свои глаза выше уровня колен Госпожи. • Раб лишён права на оргазм без особого разрешения Госпожи. • Раб не имеет права каким бы то ни было образом проявлять недовольство действиями Госпожи. • Раб обязуется и в дальнейшем не иметь к Госпоже недобрых чувств из-за чересчур жестокого обращения с ним в указанный период рабства. • Со своей стороны Госпожа принимает на себя тотальный контроль над разумом, душой и телом раба и обязуется не причинить вред его физическому и умственному здоровью.

Подписи

С бьющимся сердцем я прочитал этот контракт. Затем бросился в кабинет, дрожащей рукой подписал его и, как мне было приказано Госпожой (именно так, а не иначе, теперь я буду именовать Монику), положил его на стол в кухне. После этого вернулся в спальню и принялся за уборку. Работа спорилась, мотивация была просто потрясающая. Через полчаса всё блестело. Я распаковал саквояж. На свет явились два хлыста, кнут для особо суровых наказаний, металлические зажимы для сосков. Несколько дилдо различных размеров, защёлкивающиеся наручники и несколько верёвок различной длины и толщины. Всё это я аккуратно разложил на полу. И наконец из шкафа я извлёк специальное sm-кресло с отверстием посреди сиденья. Под сиденьем была полочка с ремнями, на которой фиксировалась голова лежащего лицом вверх раба. По бокам сиденья карабинчики для крепления наручников. Это была особая идея и желание Госпожи. Мы купили это кресло в одном из дорогих сексшопов. Госпожа имела особую склонность к нему. Привязав меня под ним, она могла с комфортом расположиться на сиденье, в то время, как её обнажённые ягодицы и вагина находились точно над моим лицом в нескольких сантиметрах от него. Редкие наши игры обходились без этого кресла.

Я разделся догола и взглянул на часы. Они показывали без четверти пять. Ещё есть время. И тут зазвонил телефон. Я поспешил схватить трубку и услышал на том конце властный и чуть насмешливый голос Госпожи:

— Все инструкции выполнил?

— Да, Госпожа, — ответил я и услышал её смех.

— Ты уже в спальне и раздет?

— Да, Госпожа. Я уже всё приготовил, как приказано.

— Значит, сейчас ты готов к тому, чтобы связать себя?

— Да, Госпожа.

— Ну что ж, выполняй. И смотри, выполняй тщательно. Чтобы всё было сделано именно так, как я приказала, иначе сам знаешь, что тебя ждёт.

И она положила трубку.

Выйдя на середину комнаты, прямо перед королевских размеров кроватью Госпожи я положил наручники. Прежде всего, я надел кожаный ошейник с цепочкой. Сев на пол, я взял полутораметровую металлическую палку-распорку с ременными петлями на концах, вложил в эти петли свои лодыжки и туго затянул. Таким образом мои ноги оказались широко разведёнными в стороны, и вся промежность полностью открыта. Затем шнурком я перетянул свои яйца у самого их основания и конец шнурка, натянув его, привязал к середине распорки. Было больно, но я терпел, так приказала Госпожа. Затем вставил себе в рот резиновый кляп, до боли растягивающий челюсти, и закрепил его ремешком на затылке. Теперь осталось самое сложное. Я нащупал наручники, лежащие передо мной, взял их в руки и с трудом лёг на живот. Затем надел один из наручников на правое запястье, завёл руку себе за спину, туда же завёл левую руку и надел на неё второй наручник. Затем, оттопырив палец, нажал на кнопочку посередине наручников. Они защёлкнулись. Раскрыть их нажатием той же кнопочки было нельзя. Можно было лишь с помощью ключа, который лежал на столе в кухне. Лежал... И вдруг эта мысль как молния пронзила моё сознание. Ведь в записке Госпожи мне было приказано положить ключик от наручников на контракт в кухне на столе. В пароксизме волнения и радости я этого не сделал. Я поймал себя на том, что я вообще не видел этого ключа. Ужасающая провинность. Моё воображение уже начало рисовать мне картины жестокого наказания, которое меня ожидает после прихода Госпожи. Эти картины были настолько возбуждающими, что мой член начал шевелиться и твердеть подо мной. Я начал потихоньку шевелиться, попробовал подвигать ногами. Но шнур, привязывающий мои яйца к распорке, резко натянулся, и я вздрогнул от сильной боли. Нет, исправить ошибку уже невозможно. Оставалось лежать и ждать своей участи. Время тянулось медленно. Скованные наручниками запястья затекли, в яйцах усилилась боль. Я глухо мычал, насколько позволял плотно сидевший у меня во рту кляп. Вдруг снова зазвонил телефон, но я уже не мог ответить на звонок. Может быть, это Госпожа? Но зачем она звонит ещё раз? Чтобы убедиться, что я уже связан?

Наконец я услышал стук входной двери, шаги, направляющиеся в спальню, где лежал я. Лицо моё было уткнуто в пол, и я не мог что-либо увидеть. А поднимать глаза без разрешения Госпожи мне было строго запрещено.

Тишина. Госпожа, видимо, вышла из комнаты. Прошло ещё около получаса. И вот дверь открылась, и я услышал знакомый стук каблучков по полу. Госпожа остановилась около меня, но я видел лишь кончики её ног, в чёрных сетчатых чулках и красных туфельках.

Госпожа поставила мне на голову ногу и вдавила моё лицо в пол, расплющив мне нос.

— Ну, раб, — услышал я её звучный голос, — всё ты сделал именно так, как я тебе приказала?

Ответить я не мог из-за кляпа, поэтому глухо замычал. И тут я услышал свист хлыста, и хлёсткий удар обжёг мои обнажённые ягодицы.

— У-р-р, — застонал я и, утратив бдительность, непроизвольно дёрнул своими ногами. Шнур, привязанный к моим «шарикам», резко натянувшись, чуть не оторвал их. «Лежать, не двигаться!» — как бы приказывал он мне.

— А теперь вспомни, негодный раб: когда я звонила тебе, я особенно настойчиво спросила тебя, всё ли сделано, тем самым давая тебе шанс исправить ошибку. Потом я позвонила ещё раз, но ответа не последовало, и я поняла, что ты уже лежишь связанный. А ключ от твоих наручников в это время лежал в моей сумочке. Поэтому я знала точно, что мой раб серьёзно провинился. И сейчас его дырявая память явно нуждается в ремонте, чтобы в дальнейшем в ней было надёжно зафиксировано теперешнее место раба и чтобы он предельно ясно понял, что сейчас он существует для моих удовольствий и только для моих удовольствий. Уяснил это, негодный раб?

— М-м-м, — промычал я, выражая этим своё повиновение.

Госпожа наклонилась ко мне, и я почувствовал приятный аромат её дорогого парфюма. Быстрым движением она развязала ремешок у меня на затылке и выдернула у меня изо рта кляп.

— Да, Госпожа, — проблеял я, как только мой рот стал свободен.

— А раз понял, проси прощения, раб!

— Простите меня, Госпожа, — заголосил я, — я буду послушным и покорным рабом, и никогда не буду больше забывать приказания моей Госпожи. Простите...

Раздался свист, и вновь хлыст Госпожи опустился на мои голые ягодицы.

— А что написано в контракте насчёт прощения? Ну-ка, повтори слово в слово!

— Лишь после наказания раб может получить прощение за свой проступок, — процитировал я.

— Именно, — ледяным тоном подтвердила Госпожа. — И сейчас ты будешь строго наказан за свою забывчивость. А после этого я посмотрю, стоит ли даровать тебе прощение. Ну-ка, подними свою задницу. Выше! Ещё выше, чтобы мне было удобнее наказывать тебя.

Я постарался высоко задрать свои голые ягодицы, что было нелегко из-за «яичного» шнура. «Вап! Вап! Вап! Вап!» — раздались звонкие удары. Хлыст методично и очень больно опускался на мои обнажённые ягодицы, левую и правую. Я глухо мычал от боли. Удары следовали один за другим. Госпожа любила и хорошо умела пороть, в этом я не раз имел возможность убедиться. Нанеся полдесятка ударов, Госпожа сказала:

— Это была лишь разминка, раб. А теперь я буду пороть тебя по-настоящему. За свою провинность получишь двадцать ударов. Каждый удар будешь считать и благодарить меня за него. И попробуй только ошибиться. Малейшая ошибка, и я все удары начну сначала. Понял, раб!

— Да, Госпожа.

Вап!

— Один, Госпожа. Спасибо, Госпожа.

Вап!

— Два, Госпожа. Спасибо, Госпожа.

Вап!

— Три, Госпожа. Спасибо, Госпожа, — продолжал я, жалобно подскуливая, так как жестокие удары буквально рассекали мои оголённые ягодицы.

Вап!

— Четыре, Госпожа. Спасибо, Госпожа.

Вап!

— Пять, Госпожа. Спасибо, Госпожа.

Она на минуту остановилась. Я было подумал, что она решила не сечь меня больше. Но тут же на мою бедную задницу опустился шестой удар.

— Шесть, Госпожа. Спасибо, Госпожа.

Вап! Вап! Вап! Вап! Далее удары хлыста посыпались чаще: по ягодицам, спине,

бокам, внутренним частям растянутых в стороны ляжек, что было особенно больно. Я изо всех сил старался не сбиваться со счёта: «Семь, спасибо... восемь, девять, десять, спасибо, Госпожа». Мои ягодицы горели как в огне. Наконец последовал двадцатый удар, нанесённый с особенной жестокостью.

— А-а-а-!!! — заорал я от нестерпимой боли, но тут же нашёл в себе силы прокричать: —Двадцать! Спасибо, Госпожа!

—Ну что-ж, — усмехнулась моя мучительница, — пожалуй, пока с тебя хватит. Но учти, в дальнейшем буду наказывать намного строже. А теперь я прощаю тебя. Можешь поцеловать мою ножку. Точнее только туфельку, самой ножки не сметь касаться.

Я потянулся к её туфелькам и прижался к ним губами. Видимо, я задержался несколько дольше положенного, так как Госпожа чувствительно ударила меня туфелькой по губам. Затем Госпожа приподняла ногой за подбородок мою голову.

— Теперь можешь посмотреть на меня.

И я увидел её. Боже, что это было за чудо. Вверх по её стройным ногам уходили чёрные в крупную сетку чулки, крепившиеся к поясу на её талии. Трусиков не было, и моему взору частично открывался вид на её волшебное междуножие. Лифчика, как такового, тоже не было, но её изумительные груди были охвачены своеобразным корсетом из цепочек, прижимавшим их одна к другой, образуя при этом обворожительную ложбинку между ними. На шее Госпожи также была золотая цепочка, конец которой спускался в ложбинку между её грудей. Корсет охватывал и нижние части грудей, оставляя открытыми её розовые соски. Властное и жёсткое выражение было на красивом лице Госпожи, обрамлённом иссиня чёрными волосами. Алые губы и безукоризненный макияж дополняли и без того неземное очарование. На руках были длинные сетчатые перчатки, в одной из её рук как змея извивался хлыст, причинивший мне такие страдания. Вот какая у меня Госпожа.

— Ну, раб, я вижу, мой костюм произвёл на тебя должное впечатление, — сказала с лёгким смехом в голосе Госпожа. — Теперь ты видишь, у какой красивой Госпожи тебе предстоит быть рабом. Да, несмотря на твою провинность, я всё же подписала наш контракт, и теперь ты полностью в моей власти. Сейчас я освобожу тебя, и ты займёшься выполнением моих приказаний. Кстати, для тебя у меня тоже есть костюмчик, — засмеялась она, показывая мне короткий розовый передник. — Это для тебя, раб. В этом ты пойдёшь в кухню готовить ужин. Это и только это, кроме ошейника, теперь может быть твоей одеждой на всё время рабства. Ну а большую часть времени тебе придётся быть совершенно голым, как сейчас, и не только во время наказаний, которых, будь уверен, будет ещё много. Я купила для тебя ещё кое-что, но всему своё время. А теперь я голодна, и ты приготовишь мне ужин.

Она взяла злополучный ключик и отомкнула мои наручники, приказав освободиться. Когда я это сделал, она приказала:

— На колени, раб!

Я повиновался, и Госпожа бросила мне передник, приказав повязать его вокруг моей талии. Я почувствовал, как под ним снова начинает основательно твердеть мой «дружок». Вид Госпожи был донельзя сексуальным. Госпожа заметила, что передник оттопырился, и дала мне пощёчину.

— Я думаю, что это тебе может помешать наилучшим образом выполнять мои приказания. И так как руки у тебя теперь будут свободны, ты ещё вздумаешь, чего доброго, помочь себе, сам знаешь в чём. Поэтому я заранее позаботилась об этом.

И я с изумлением увидел в руках у Госпожи девайс, о котором раньше и не подозревал: металлическая клетка для члена, своеобразный пояс целомудрия. Госпожа приказала мне поднять передник, взялась за шнурок, привязанный к моим яйцам (он оставался), и приподняла мои «шарики» кверху.

— О, да у тебя самая настоящая эрекция, — произнесла зловещим тоном Госпожа, увидев мой взлетевший вверх член. — Немедленно прекрати, я приказываю.

И в тот же момент Госпожа наклонилась ближе ко мне так, что её изумительные белые груди с восхитительной ложбинкой между ними и торчащими затвердевшими сосками оказались прямо у моего лица. Конечно, это не способствовало выполнению её приказа, и мой член надулся ещё больше, как я ни старался его унять.

— Ну что ж, ты сам напросился, — сказала Госпожа и носком туфли ударила меня по яйцам. Я завопил от боли, но это не спасло меня от второго удара по яйцам. Я весь задрожал, боль пронзила меня насквозь, и в глазах потемнело. Воспользовавшись этим, Госпожа быстро и ловко надела клетку на мой теперь уже опавший после жестоких ударов по яйцам член, закрепила её цепочкой вокруг талии и защёлкнула замок. Теперь я не имел возможности дотронуться до своего «дружка».

— Вот теперь другое дело, — сказала удовлетворённо Госпожа и дала мне звонкую пощёчину. — А сейчас, скотина, марш готовить ужин. Всё необходимое найдёшь в кухне на столе. На все дела даю тебе час. Стол накроешь в гостиной. Через час стоять возле двери в спальню и ждать моего сигнала. Пошёл!

Она пнула меня ногой, и я на четвереньках выполз из комнаты.

Еда на кухонном столе была будто для королевского стола — омары, спаржа, осетрина, различные овощи, фрукты, в том числе ананасы и бананы. Несколько бутылок шампанского. Приготовить всё и сервировать стол было непросто, но у меня уже был некоторый опыт, и менее, чем через час, в гостиной был накрыт шикарный стол. Естественно, он был накрыт на одного человека: Госпожу. Место раба — возле ног Госпожи или под ними. Я опустился на колени возле двери в спальню и стал ждать.

И вот хлопок в ладоши. На четвереньках я вползаю в комнату и, опустив глаза, как мне положено по контракту, ползу к ногам Госпожи, сидящей на кровати. На её ноги я могу смотреть и я вижу, что её костюм несколько изменился. Чулок теперь не было, а вместо красных туфелек чёрные босоножки с длинными тонкими и острыми каблучками и с узкими кожаными ремешками, охватывающими её ноги и поднимающимися, перекрещиваясь между собой, вверх до колен. Теперь я мог любоваться аккуратными розовыми пальчиками её прелестных ножек, но наличие каблучков-шпилек повергло меня в глубокий трепет. Я догадывался об их основном предназначении.

— Ну?!

— Ужин готов, Госпожа, — следует смиренный ответ.

— Хорошо. Сними передник.

Я повиновался. Теперь на мне лишь ошейник и клетка, в которой томится мой член. Госпожа села верхом мне на спину и взяла меня за волосы. Стукнув пятками по бокам, приказала:

— К столу!

И я повёз на себе прекрасную всадницу, повёз бережно и аккуратно, стараясь, чтобы не причинить Госпоже неудобств. И вот мы приехали. Встав с меня, она уселась за стол на мягкий стул, обитый бархатом, и кивком указала мне на место у её ног под столом.

Некоторое время Госпожа молча наслаждалась приготовленными мною деликатесами, а затем сдержанно похвалила меня.

— Ты хорошо справился с приказанием и заслуживаешь награды. — Целуй каблучок.

Прижавшись щекой к полу, я трепетно прикоснулся губами к длинному и острому каблучку её правой босоножки, стараясь при этом ни в коем случае не коснуться обнажённых мест на её ножке — это было бы тягчайшим преступлением, и жесточайшее наказание было бы неминуемым. Но смотреть мне не запрещалось, и вид её невероятно сексуальных ног с маленькими розовыми пальчиками, на ноготки которых был наложен алый педикюр, сыграл свою роль. Предательский мой член вновь затрепетал в своей клетке, и это не укрылось от взора Госпожи.

— Я вижу, что мой пёсик тоже голоден, — засмеялась Госпожа, — но этот голод несколько иного свойства, — она сделала особое ударение на слове «иного». — Так, раб?

— Да, Госпожа, — заикаясь пробормотал я и тут же получил чувствительный удар ногой по зубам.

— Повтори, как я назвала тебя сейчас!

— «Пёсик», Госпожа, — пролепетал я.

— Вот именно. То есть ты моя собака. А разве собака может говорить? Она может лишь визжать и лаять. Поэтому тебе отныне запрещается говорить. Будешь лаять. Когда я тебя о чём-то буду спрашивать, будешь лаять один раз вместо «Да» и два раза вместо «Нет». А когда ты захочешь меня о чём-либо спросить, будешь на это испрашивать разрешение троекратным лаем. Когда я буду наказывать тебя, можешь лишь визжать, если я не заткну кляпом твою пасть. Понял?

— Гав!

— Вот так, — усмехнулась Госпожа.

Затем, немного помолчав, продолжала:

— Теперь о твоём имени. Оно не должно быть обычным собачьим именем, так как ты не просто мой пёс, а мой бесправный раб, тряпка, грязь под моими ногами. Поэтому обычное собачье имя слишком большая честь для тебя. Я буду звать тебя просто «гнус», отныне это будет твоим именем, это самое подходящее для тебя сейчас. Итак, гнус, ты сейчас голоден?

— Гав, — с готовностью ответил я.

Госпожа откинулась на мягкую спинку своего стула и, подняв свои ноги, поставила их на сиденье, широко разведя их в коленях. Затем рукой указала мне на место между её ногами. Я повиновался, и моему взору открылась её восхитительная пещерка — трусиков на Госпоже не было. Меня обдал сладкий аромат её вагины.

— У тебя есть возможность насытиться, — с издёвкой произнесла Госпожа и наманикюренным пальчиком указала на свой бутон. — Лизать, гнус. И не вздумай остановиться, пока не прикажу.

Кончик моего языка коснулся её промежности чуть ниже кисочки и медленно начал двигаться вверх. Но, дойдя до кисочки, не проник в неё, а свернул немного в сторону и продолжил движение вверх по её левому краю. Тщательно вычищая своим языком её раскрытые губки, источающие сок, я медленно продвигался к верхушке боготворимого мною органа. Дойдя до верхушки, я некоторое время задержался на ней, а затем столь же медленно стал спускаться вниз, но уже по правой стороне. Затем я повторил всё сначала. Её бутончик начал распускаться, как цветок в весенний день. Я ещё раз прошёл круговой путь, но с каждым разом всё ближе и ближе к заветной пещерке. Госпожа глубоко дышала и постанывала от удовольствия. И наконец мой язык проник в заветное отверстие. Медленно и глубоко он двигался внутри него, продвигаясь наверх к божественному клитору. Вот и он, наполненный и пульсирующий. Я обвёл языком вокруг него, с каждым движением усиливая давление. Затем я начал перемежать эти движения с возвращениями назад и повторными ласками её вагины. Возвращаясь к клитору, я с каждым разом усиливал давление, комбинируя его с мягким его сосанием. Это довело её в конце концов до экстаза.

— А-а-ах! — стонала она. — Как хорошо, просто замечательно... Глубже... Сильнее... Ещё сильнее... Глубже, гнус.

Её тело дрожало и билось как в конвульсиях. Мой язык вновь пустился в путешествие вокруг её клитора. Её оргазм уже был близок. Госпожа схватила обеими руками мою голову и с силой вдавила её в свою пещерку.

— А-а-ах! Не вздумай останавливаться! Ещё! Ещё! Трахай меня своим языком. А-а-ах! О-о-о! Глубже, скотина, ещё глубже! О-о-о, как хорошо! Так! Так! Я уже близко! А-а-а!!!

И тут Госпожа забилась как в падучей, и сильнейший оргазм сотряс её тело. Я ещё дважды обвёл языком вокруг клитора, и мне в лицо хлынули её соки. Я подставил свой открытый рот и с наслаждением ловил каждую каплю, дарованную мне Госпожой.

Секундой позже она оттолкнула мою голову. Это означало, что я могу немного отдохнуть — ей требовалось время, чтобы прийти в себя. Я смиренно сидел и ждал, пока не услышал её голос.

— Хорошо, гнус. Это было что-то. Как раз то, что мне нужно. Ты от души постарался и получишь награду.

Она взяла кусочек спаржи и поднесла его к своей пещерке.

— Ну, гнус, бери.

Я сделал движение, чтобы схватить зубами награду, но Госпожа подняла её вверх.

— Служить!

Я сложил руки в просящей позе.

— Голос!

— Гав! Гав! Гав! — громко пролаял я.

Тогда Госпожа бросила кусочек. Я попытался его поймать на лету, но мне это не удалось, и он шлёпнулся на пол. Тут же Госпожа дала мне звонкую пощёчину.

— Какой ты неловкий, гнус. Поднять!

Я потянулся к кусочку, чтобы схватить его с пола зубами, но Госпожа быстро наступила на него ногой, раздавив его в кашу.

— Ну! — приказала она строго.

И я вылизал языком с пола эту кашицу. Когда пол был чистым, Госпожа протянула мне ногу, которой была раздавлена спаржа.

— Здесь тоже, — приказала она.

И я покорно отчистил языком подошву её босоножки.

— Я бы дала тебе ещё кусочек, — сказала после этого Госпожа, — но, к несчастью для тебя, сейчас у меня другие планы. Я хочу немного расслабиться. Сегодня у меня был трудный день. Работа, магазины, приготовления к этому уикэнду... На четвереньки!

И она села на меня верхом, приказав везти в спальню. Там она приказала мне поставить на середину комнаты sm-кресло.

— В позицию!

Я уже знал, что это означает, и лёг так, что моя голова находилась лицом вверх точно под отверстием в сиденье кресла. Затем я самостоятельно закрепил её ремнями. Госпожа надела мне на запястья наручники и пристегнула один из них к правой стороне кресла, а другой к левой. Затем встала обеими ногами на шпильках мне на грудь спиной к моему лицу. Острые шпильки впились в мои соски, и я заскулил от трудно переносимой боли.

— Теперь ты хорошо понял, как я буду наказывать тебя, если не получу того удовольствия, какого мне хочется? — строго спросила Госпожа.

— Гав! — стеная, выдавил я.

И Госпожа с комфортом села на кресло, поставив широко ноги по обеим сторонам моего тела. Надо мной теперь в нескольких сантиметрах от моего лица была снова её пещерка.

— Рот! — приказала Госпожа. — Твоё питьё уже приготовлено.

Я широко открыл свой рот, и в него полилась струя тёплой солоноватой влаги.

— Глотай и делай это быстро, — услышал я её строгий голос.

Я повиновался и быстро глотал мочу моей Госпожи, лившейся тонкой струёй в мой широко раскрытый рот, пока она не иссякла.

— Подлизать! — последовал приказ.

Я приподнял голову настолько, что мог достать своим языком до её киски. И тщательно начал вылизывать обе её стороны, а затем и в середине. Удивительное спокойствие распространялось по всему моему телу: я хорошо начал осознавать, что нахожусь сейчас в положении, которому предназначен самой своей природой. Когда всё было начисто вылизано, я опустил свою голову. И тут же меня пронзила острая боль — это Госпожа вонзила свои острые каблучки в моё обнажённое тело, распростёртое перед ней.

— Мерзкая тварь! — крикнула она. — Кто тебе разрешил прекращать лизать?! Живо работать языком!

В смятении я вновь поднял голову, и мой язык проник в её пещерку. Я медленно продвигался клитору и, дойдя до него, вновь принялся кружить вокруг него языком.

— М-м-м, — стонала Госпожа, — глубже язык, скотина, ещё глубже... Приятно... Энергичнее лижи... А-а-ах!

Госпожа неуклонно подходила ко второму оргазму. И вот, наконец, её соки залили всё моё лицо, и она зарычала как раненая львица. Я жадно глотал источаемые соки. Я понял, что Госпожа уже прошла пик наслаждения, и сейчас отдыхает, но приказа прекратить лизать не было, и я с рвением продолжал свою работу.

И тут Госпожа немного подвинулась вперёд, и над моим лицом оказались теперь её бархатные ягодицы. Она раздвинула их руками, и перед моим восхищённым взором оказался розовый пухлый её анус.

— Продолжай, — приказала она. — Сначала почтительно поцелуй мою дырочку. Затем униженно проси у неё разрешения доставить ей удовольствие. В виде исключения я разрешаю тебе сейчас говорить.

Благоговейно я коснулся губами божественного отверстия. Затем начал мольбы:

— О, божественный цветок, с которым не сравнятся все цветы мира! Аромат которого затмевает самые изысканные ароматы благоухающих роз! Презренный раб гнус смиренно просит высочайшего позволения доставить удовольствие этому несравненному бутону своим языком. И если ему это не удастся, то пусть негодного раба гнуса постигнет тягчайшая кара...

— Это уж непременно! — хохоча, перебила меня Госпожа. — А теперь раскрой пошире свой рот и нос и жди ответа.

Я повиновался и замер в ожидании. Госпожа немного напряглась, и воздух с шумом вырвался из её отверстия прямо в мой широко раскрытый рот и нос.

— Согласие дано, — прокомментировала Госпожа, — начинай.

Я начал кружить своим языком вокруг её дырочки, пока не проник им прямо внутрь её. Госпожа полностью определилась в своих сексуальных планах в рамках тех отношений, которые сейчас были между нами. Тот половой акт, который обычно бывает между мужчиной и женщиной, заменён другим, как нельзя лучше соответствующим моему теперешнему положению. Вместо мужского члена в вагине женщины теперь язык мужчины в той же вагине и в анусе Госпожи. Гениальная идея Госпожи — изощрённо унижая меня, она одновременно получает высочайшее сексуальное наслаждение.

— Глубже, гнус! Глубже, я сказала. Я хочу, чтобы трахал мою дырочку своим языком точно так же, как нормальные мужчины трахают своим членом киску женщины. Верти в моей дырочке своим языком и не вздумай вынуть его оттуда без разрешения. Ещё! Ещё лижи! Продолжай так! Крути языком быстрее, грязная тварь, ещё быстрее. Теперь прямо. Сильнее! Глубже! Сильнее, я сказала. Ты что, скотина, не понимаешь слов?

И я взвыл от боли — острые каблучки Госпожи вонзились в мои бока, тем самым, пришпорив меня. Я напрягся изо всех сил и проник языком в анус Госпожи так глубоко, что моя физиономия буквально расплющилась о её ягодицы.

— Вот так лучше. Продолжай.

Я изо всех сил работал языком в анусе Госпожи, чувствуя при этом, что одновременно она ласкает рукой свою киску. «А-а-ах! А-а-ах!» Госпожа уже вся дрожала, и я чувствовал, что она невдалеке от нового сильнейшего оргазма. Наконец всепоглощающая волна наслаждения захлестнула её, и она в бессилии откинулась на спинку кресла. Но я продолжал лизать своим уже одеревеневшим языком анус Госпожи, поскольку разрешения остановиться не было. И лишь через несколько минут она наконец приказала остановиться.

Встав с кресла, Госпожа вышла из комнаты, оставив меня лежать прикованным к креслу. Мой возбуждённый член буквально метался по своей клетке, которая не давала ему возможность разрядиться. Через некоторое время Госпожа вернулась. Отомкнув наручники, приказала мне освободиться.

— К ногам!

Униженно пресмыкаясь, подполз я к её божественным ногам.

Размахнувшись, она влепила мне такую пощёчину, что я упал на пол.

— Кнут!

Я задрожал от страха — Госпожа теперь потребовала не хлыст, которым порола меня давеча, а страшный чёрный кнут, который применялся для особо суровых наказаний. Госпожа наказывала меня раньше всего дважды (по десять ударов), и после каждого наказания я неделю не мог ни сидеть, ни лежать.

— Госпожа, простите!!! — возопил я.

Но последовала вторая такая же пощёчина.

— Ты что, скотина, не слышал приказа? Или забыл, что прощение бывает только после наказания?

Я понял неизбежность своей участи и, всхлипывая, пополз за кнутом. Взяв его зубами так, что рукоять оставалось свободной, пополз обратно к ногам моей жестокой повелительницы. Взяв у меня из зубов кнут, она дала мне третью пощёчину.

— Кляп в рот!

Я послушно засовываю себе в рот кляп и закрепляю ремешком на затылке.

— В станок!

Для наказаний у нас существовал станок — горизонтальная планка, укреплённая на двух вертикальных стойках на уровне метра от пола, отороченная кожей со сверкающими заклёпками с разъемными плашками и отверстиями для шеи и кистей рук раба. Станок установлен прямо перед удобным креслом, и когда раб зажат в станке, его лицо находится на уровне колен сидящей в кресле Госпожи. Дрожа от страха, я подползаю к станку, встаю и, нагнувшись, укладываю шею и руки в пазы, а Госпожа опускает верхнюю планку и запирает её. Между моих до предела раздвинутых ног у щиколоток распорка с манжетами. Мои обнажённые ягодицы выпячены и отлично выдаются для жестокой порки. Теперь провинившийся раб полностью подготовлен для наказания.

Госпожа с кнутом, пристёгнутым к поясу, подходит ко мне спереди и левой рукой берёт меня за волосы. Запрокидывает голову вверх и несколько раз плюёт мне в лицо, стараясь попасть в глаза. Затем, приказав держать голову высоко поднятой, наотмашь бьёт меня по щекам.

— Ну, вонючий червяк, теперь слушай меня внимательно. Во-первых, ты осмелился, после того, как подлизал мне, остановиться, хотя я не давала на это разрешения. Во-вторых, я не чувствовала в достаточной степени удовольствия, когда ты лизал мне в задней дырочке. Это тягчайшие провинности, за которые ты будешь наказан особенно сурово. Сейчас я буду пороть тебя кнутом абсолютно без всякой жалости и так долго, пока не устану, наслаждаясь твоим стонами и багровыми рубцами, появляющимися на твоей голой спине и заднице. Ты мой раб, моя безраздельная собственность, и я могу делать с тобой всё, что захочу, просто так, для своего удовольствия. А сейчас мне хочется сечь и сечь тебя, нескончаемо долго и самым жесточайшим образом, чтобы ты изнывал от нестерпимой боли, но не имел ни малейшей надежды на пощаду или, хотя бы смягчение наказания. Но и после этой порки наказание не будет закончено, а будет продолжено другими не менее жестокими и изощрёнными способами.

И Госпожа отстегнула от пояса кнут.

Вап! Первый удар вдоль спины был сравнительно несильным, Госпожа поначалу примеривалась. Но всё же я замычал от боли. Последовало ещё два таких же удара. Затем короткая пауза, и Госпожа, широко размахнувшись кнутом, нанесла мне такой удар по спине, который буквально рассёк меня пополам.

—Ур-р-р! — вырвалось из моего крепко заткнутого рта.

Затем нещадные удары стали следовать один за другим, один больнее другого. Я стонал и рычал, всё моё тело пульсировало под ударами кнута в карающей ручке Госпожи. Взмахнув кнутом, она нанесла мне очередной удар по выпяченным голым ягодицам. Я вновь заурчал от боли. Госпожа порола меня с явным удовольствием, с расстановкой, делая паузы между ударами, наслаждаясь моими стонами, звуками ударов по моему голому телу, появляющимися на нём рубцами. Временами мне казалось, что я больше не могу терпеть. Госпожа будто чувствовала это и иногда несколько ослабляла удары, но только с тем, чтобы через некоторое время возобновить их с новой силой. Мои волосы были крепко зажаты в её левой руке. Время от времени она их выкручивала и дёргала, чтобы доставить мне дополнительные страдания. Одновременно с поркой Госпожа искусно вела со мной воспитательную работу.

— Ты обязан был глубоко просунуть свой язык в мою попочку и самозабвенно там трудиться, чтобы мне было приятно. А ты, скотина, посмел этого не сделать.

И кнут со свистом впился в мою голую ягодицу.

— Ур-р-р! Ур-р-р!

— Видимо, награды, которые ты получил, привели к зазнайству, к халатному выполнению своих обязанностей. Поэтому в дальнейшем я лишаю тебя всех наград. Теперь ты будешь знать только наказания даже в том случае, если я буду довольна тобой. В этом случае они могут быть лишь немного смягчены. Но только не сейчас.

И она нанесла пять жесточайших ударов по моим голым ягодицам. Я весь дрожал.

— Дрожишь, скотина? Пощады не жди, пороть буду ещё очень долго. Ты провинился настолько серьёзно, что любое наказание кажется мне слишком мягким для тебя.

Вап! Вап! Вап! Вап!..

Наконец, жесточайшая порка окончена. Госпожа отмыкает верхнюю планку, и я без сил валюсь к её ногам.

— Ноги целовать не дам, не заслужил, — сказала строго Госпожа, пнув меня босоножкой в лицо. — Можешь вымыться, выпить воды и привести себя в порядок. Через двадцать минут стоять на коленях у двери в спальню.

С этими словами она поворачивается и уходит в душ. Некоторое время я пластом лежу на полу, с трудом приходя в себя. Затем освобождаюсь, вытаскиваю из рта кляп и ползком двигаюсь в кухню к вожделенному умывальнику. Ванной комнатой мне, естественно, пользоваться запрещено — она только для Госпожи. Я захожу туда лишь тогда, когда Госпожа желает, чтобы я прислуживал ей при мытье. С наслаждением пью прямо из под крана холодную воду, плескаю её на свои исполосованные ягодицы. Мне кажется, что они должны зашипеть. Мельком в зеркале вижу заднюю часть своего тела — она сплошь багровая от поясницы до колен. Да, Госпожа умеет строго наказывать провинившегося раба.

Через двадцать минут я стою на коленях там, где мне приказано. Самочувствие уже гораздо лучше. Госпожа уже вышла из душа и находится в спальне. На этот раз она не позвала меня, а вышла сама. Приказав мне встать на четвереньки, она села верхом на мою спину, исторгнув из меня жалобный стон.

— Терпи, — приказала она. — Пришло время сна. У меня есть отличное место для тебя.

Она ударила меня ногами по бокам, и я повёз прекрасную всадницу на себе. Мы выехали в коридор, проехали его из конца в конец и остановились перед закрытой дверью в чулан. Встав с меня, Госпожа сняла клетку с моего члена, но лишь для того, чтобы приказать мне перетянуть крепкой верёвкой яйца и член у самого основания. Затем открыла дверь в чулан и пинком ноги загнала меня туда.

— Смотри, пёс.

И я увидел клетку из металлических прутьев размером немногим больше собачьей конуры. Дверь в клетку была приоткрыта. Попасть в неё можно было только ползком.

— Марш в клетку, гнус, — жёстко приказала Госпожа. — Здесь ты будешь спать. И здесь будешь проводить то время, когда не будешь мне нужен. Марш!

И она вновь дала мне сильный пинок ногой в голый зад. Я вполз в клетку задом, так что моё лицо было обращено к двери. Высота клетки была достаточной лишь для того, чтобы я мог в неё вползти, а длина и ширина — чтобы я мог спать, свернувшись калачиком. С мольбой в глазах я посмотрел на свою Госпожу — неужели она оставит меня здесь? Я гавкнул три раза, испрашивая разрешения говорить. Но Госпожа не позволила мне.

— Теперь здесь твой дом, раб! И умолять меня бесполезно, ты знаешь.

И с металлическим лязгом она закрыла дверь клетки. Навесив на дверь замок, она закрыла его на ключ. Глядя на меня с усмешкой, Госпожа продолжала:

— Эта ночь для тебя первая в твоей собственной клетке. Я решила поэтому сделать её по-настоящему памятной для тебя. Руки! — приказала она.

Я протянул сквозь прутья клетки свои руки, и Госпожа быстро защёлкнула на них наручники. Затем она обошла клетку и подошла к её задней стенке. Просунув сквозь прутья руку, она взяла конец длинной верёвки, которой были плотно охвачены мои яйца и член. Продев этот конец сквозь прутья, она потянула за него, и я весь напрягся от боли. Натянув верёвку, она привязала её к прутьям задней стенки. Затем с садистской усмешкой посмотрела на меня.

— Спокойной ночи, гнус! — сказала она и вышла из чулана, закрыв за собой дверь.

Вечер второй

Мне было ужасно неудобно. Руки были прикованы к прутьям передней стенки клетки, а яйца привязаны к задней. Не будучи в состоянии пошевелиться. Но дьявольское возбуждение нарастало у меня внутри. Моё состояние было близко к оргазму, но я не мог его получить, и понимал, что это начинает сводить меня с ума. Я поражался тому невероятному искусству, с которым Госпожа спланировала и провела этот вечер. Мои мысли о ней были использованы ею для получения её удовольствия, а меня доводили до сумасшествия. И мысли эти не исчезали. Они проходили через всё моё сознание как по кругу.

Удобного положения я не мог найти. Это была самая настоящая пытка, но какая же она была сладостная. В конце концов я начал задрёмывать...

Проснулся я от того, что услышал какие-то звуки. Было темно, но я слышал движение за закрытой дверью чулана. Там находилась Госпожа. Как же я должен встретить её? И я решил встретить её радостным лаем. Дверь чулана распахнулась, и Госпожа появилась на пороге. На ней была чёрная шёлковая ночная рубашка.

— Хорошо спал, пёс? — спросила она, улыбаясь.

— Гав! Гав!

— Нет? — притворно удивилась Госпожа. — Что же тебе мешало? Может быть, верёвка, которой привязаны твои яйца? А может, наручники? Ах, ну конечно же. Ты же не мог помочь своему воинственно настроенному члену. Так, раб?

— Гав! — радостно пролаял я.

Госпожа засмеялась. Она подошла к передней стенке клетки, повернулась спиной и, подняв свою рубашку, прижалась своими обнажёнными белыми ягодицами к прутьям клетки на уровне выше моей головы.

— Целуй мою попку, раб! Приветствуй свою Госпожу.

Я вытянулся, как только мог, несмотря на боль от сильно натянувшейся верёвки на яйцах, и прижал свои губы к её прохладным ягодицам. Ах, какое это было счастье. Я целовал эти волшебные ягодицы медленно и предельно почтительно. Начал с её правой ягодицы и закончил свой путь на левой.

— Продолжай, — услышал я её строгий голос и послушно повторил весь путь снова.

— Хороший пёс, — усмехнулась Госпожа и отвязала верёвку, которой были привязаны мои яйца, а затем разомкнула наручники и открыла дверь клетки.

Я выполз наружу.

— Однако, — строго продолжала она, — я не разрешала тебе смотреть на меня выше моих колен. И если ты вынужден поднять голову в моём присутствии, то должен делать это с закрытыми глазами. Ты не имеешь права без позволения любоваться моей красотой. Голову вверх!

Я зажмурил глаза и поднял голову. И на моё лицо посыпался град сильных и звонких пощёчин. Госпожа наотмашь била меня по обеим щекам, губам, носу. Затем сказала:

Если ещё раз повторится, накажу по-настоящему, ты знаешь как. Кнута наешься так, что вчерашняя порка тебе лаской покажется. А теперь я снова иду в спальню. Наденешь передник. Сваришь мне кофе, принесёшь в постель. Принесёшь сигареты и зажигалку. Пока кофе варится, приведёшь себя в порядок: вымоешься и побреешь всё на лице и лобке.

С этими словами Госпожа вышла из чулана. Некоторое время я стоял на коленях с опущенными в пол глазами, пока не смолкли звуки её шагов. Затем выполз из чулана и наконец поднялся на ноги. Всё моё тело сохраняло состояние скрюченности, в котором я провёл всю ночь. Вскоре я был на кухне и варил кофе. Через некоторое время я уже находился у входа в спальню на коленях, держа в руках поднос с горячим кофе, сигаретами и зажигалкой. Гавкнув, я услышал разрешение вползти.

— К ногам, — короткий приказ.

Я на коленях, по-прежнему держа свои глаза опущенными, ползу к ногам Госпожи, сидящей на кровати. Оказавшись возле неё, я поднял поднос повыше, чтобы ей было удобнее. Некоторое время Госпожа пила кофе, затем закурила сигарету.

— Ну что ж, ты всё хорошо выполнил, гнус, — услышал я голос Госпожи, — но одну вещь ты всё же забыл. Догадываешься?

— Гав, гав.

— Ты забыл пепельницу, раб. Но это поправимо. Закрыть глаза!

— Морду вверх! Пасть открыть!

Я повиновался.

— Шире! И высунь язык.

Когда приказ был исполнен, она стряхнула пепел с сигареты на мой язык. Было больно, пепел был горячим. Но я хорошо помнил написанное в контракте: раб обязан служить Госпоже в качестве любой вещи, в том числе и пепельницы. К тому же это было прекрасное наказание за несообразительность: метод естественных последствий. Забыл пепельницу — будешь ею сам.

И пепел продолжал сыпаться на мой язык. Время от времени Госпожа приказывала мне его сглатывать. Наконец сигарета была докурена. Госпожа приказала мне нагнуться и затушила её о мой загривок. Я вскрикнул от ожога.

— Терпи, — приказала Госпожа, — сам виноват. Обо что же мне тушить сигарету, раз нет пепельницы? Хотя, — прибавила она со смехом, — вполне возможно, что, даже если бы ты принёс пепельницу, я всё равно сделала бы то же самое. Кстати, окурок тоже некуда выбросить, так что придётся тебе его съесть.

И она бросила окурок в мой услужливо подставленный рот. Я разжевал его и проглотил.

Отнеси поднос в кухню и быстро снова сюда!

Через две минуты я вновь был у её ног.

— Хлыст!

Я смиренно подал ей хлыст. Она приказала мне встать на четвереньки и села верхом на мою спину.

Мои щёки хорошо ощущают свежесть кожи её ног, волосы чувствуют её левую руку, крепко и очень больно их сжимающую и выкручивающую. Вытянув меня хлыстом по голой заднице, Госпожа приказала:

— Десять кругов по комнате!

И я побежал на четвереньках, неся на себе прекрасную жестокую всадницу и подгоняемый безжалостными ударами хлыста. Они наносились по недавно жестоко иссечённому кнутом телу и от этого были намного больнее.

— Быстрее, скотина!

И дважды так вытянула меня по голым ягодицам хлыстом, что я взвыл от боли, но припустил ещё быстрее. Но тем не менее, она не была довольна, и хлыст вновь опустился на мой голый зад.

— Ты что, не понял, урод? Быстрее, я тебе приказала!

И я побежал быстро, как только мог. Наконец, когда я уже начал выбиваться из сил, Госпожа позволила сбавить темп.

— В туалет.

В туалете она встала с меня, я зажёг свет и опустил сиденье. И тут же получил пощёчину.

— Сиденьем будешь ты.

После этого она велела мне встать на колени перед унитазом и положить свои руки на его верхний край по всей его длине. Затем ногой пригнула мою голову вниз так, что затылок оказался ниже края унитаза.

— Не двигаться!

Повернувшись спиной к унитазу, Госпожа встала так, что я оказался между её расставленных ног, а затем уселась на мои руки как на сиденье. Затем крепко сжала ногами мою шею.

— А сейчас, раб, ты будешь более строго наказан за недогадливость. Считать удары!

Вап! Раздался звонкий удар хлыста по моей спине.

— Один. Спасибо, Госпожа.

Вап!

— Два. Спасибо, Госпожа.

Вап!

— Три. Спасибо, Госпожа.

Нанеся мне десять ударов, Госпожа остановилась. Положив свои ноги на мою исхлёстанную спину, приказала:

— Ни одного движения и ни одного звука, раб!

И я не смел пошевелиться или издать хотя бы один звук, пока Госпожа справляла сначала малую, а затем и большую нужду. Затем, встав, она не приказала подтереть ей, а снова поставила меня на четвереньки, села на меня верхом и, больно вытянув хлыстом, приказала ехать в спальню. Там она молча указала мне на sm-кресло, тем самым недвусмысленно приказывая занять подобающую мне позицию. Немедленно я повинуюсь. Наручники защёлкиваются, и Госпожа усаживается в кресло так, что над моим лицом оказывается не только её кисочка, которую мне необходимо подлизать, но также и её задняя дырочка. Кисочка оказывается точно над моим ртом, а анус над носом.

— Теперь, гнус, живо свой нос мне в попку, — жёстко приказала моя строгая Повелительница.

Я приподнял голову и принялся засовывать свой нос в раскрытый бутон её ануса. Аромат её только что проистёкших выделений обдал меня. Теперь я хорошо понимал, почему Госпожа не приказывала подтереть ей.

— Глубже, глубже засовывай, чтобы ты хорошенько всё прочувствовал, чтобы предельно ясно понял, где твоё место.

И вот мой нос до самого конца засунут в её заднее отверстие. Мои щёки буквально расплющены о её ягодицы, но видеть я могу лишь верхние их части. Госпожа слегка наклоняется вперёд, и её кисочка прижимается к моему рту.

— А теперь тебе придётся как следует потрудиться своим языком. И посмей только допустить хоть малейшую оплошность. Поставлю в станок и не успокоюсь, пока не сдеру с тебя кнутом всю шкуру.

Я далеко высовываю свой язык и приступаю к выполнению своих обязанностей. Сначала надо подлизать, чтобы осушить кисочку от мочи. Затем мой язык выполняет свою самую важную обязанность — доставить Госпоже удовольствие. При этом я тщательно слежу, чтобы мой нос плотно сидел в её заднем отверстии, зажатый между её белыми ягодицами. Мой опыт работы языком сказывается, и вскоре Госпожа начинает стонать, а её тело пульсировать в преддверии скорого оргазма. Наконец она забилась в конвульсиях, и мощный оргазм сотряс её великолепное тело. Я упоённо продолжал лизать её, не вынимая носа из указанного ему места. Но через некоторое время Госпожа позволила мне сделать это. Немного подвинувшись, она села так, что её задняя дырочка оказалась теперь над моим ртом.

— Теперь обслуживай здесь, — приказала она. Сначала тщательно подотри своим языком.

И мой язык ввинчивается туда, где только что находился нос. Сначала всё начисто подтереть, чтобы анус Госпожи был абсолютно чистым. Прилежно трудясь, я справляюсь с этой задачей. Теперь более сложная задача — довести мою Госпожу до второго оргазма, анального. Вчера я плохо справился с этой задачей и был жестоко наказан кнутом. Сегодня Госпожа предоставляет мне шанс реабилитироваться. И я вывернусь наизнанку, только чтобы достичь этого! Мой язык, извиваясь змеёй, трудится в анусе Госпожи, стараясь проникнуть в него так глубоко, как только можно. «О-о-ох! А-а-ах!» — стонет Госпожа, изнемогая от наслаждения. Здорово она сегодня придумала. И сама получает изысканное удовольствие, и мне изощрённым унижением наглядно демонстрирует моё истинное предназначение.

Наконец свершилось. Мне удалось загладить вчерашние провинности. Госпожа отдыхает в кресле, приходя в себя после нового сильнейшего оргазма. Теперь она и мне разрешила положить голову на подставку и немного отдохнуть. Через несколько минут она встала. Я зажмурил глаза, чтобы без разрешения не взглянуть на неё. Госпожа засмеялась.

— Можешь открыть глаза. Сейчас я довольна тобой и поэтому разрешаю тебе на меня смотреть, гнус.

Я открыл глаза и посмотрел на стоящую надо мной Госпожу. Из одежды на ней были только босоножки. Изумительной красоты стройное тело, прекрасное лицо с насмешливым выражением — неземное очарование. И мой член снова начал предательски подниматься, тем более, что клетки на нём не было. Госпожа расхохоталась.

— Бедный голодный пёсик. Ну, мой раб так хорошо сегодня исполнил свои обязанности, что, пожалуй, можно его наградить.

Она отомкнула наручники.

— Иди и хорошенько прополощи свой рот. Затем возвращайся сюда.

Когда я снова очутился возле её ног, она приказала мне встать перед ней на колени и широко раздвинуть ноги. После исполнения приказа мой член ещё больше вздыбился.

— Хочешь кончить, раб? — улыбнулась она.

— Гав! — с радостью взлаял я.

— Как я уже сказала, ты можешь получить награду. Сперва целуй мне ноги. На этот раз можешь поцеловать саму ножку.

Я припал к её божественным ногам в чёрных босоножках и каждую покрыл почтительными поцелуями от каблучка до носочка. Затем Госпожа ногой оттолкнула мою голову.

— Итак, ты хочешь кончить, пёс?

— Гав! — ответил я.

— Проси позволения на это!

Я сложил руки в просящей позе и с мольбой уставился на свою Госпожу. Тогда она медленно приподняла свою левую ножку в босоножке и прижала ею мой член к моему животу. Затем начала медленно потирать его, вверх и вниз. Я буквально заурчал от наслаждения.

— Ты доставил мне большое удовольствие, раб, и поэтому я хочу тебя наградить. Сейчас ты можешь кончить под моей босоножкой.

И она продолжала потирать мой до предела возбуждённый член. И через несколько мгновений сперма, так долго сдерживаемая, бурным фонтаном изверглась из моего измученного член, облив ножку Госпожи и пол.

— Ого! — сказала Госпожа. — Долго же ты терпел. Но какая теперь грязь. Ты знаешь, что делать, раб.

И я тщательно вылизал своё семя сначала с её босоножки, а затем и с пола.

— Теперь одень меня, — приказала Госпожа, — мне пора по делам. А у тебя будет своя работа. Сделаешь тщательную уборку в кухне. Но, — прибавила она строго, — веником и тряпкой я тебе запрещаю пользоваться. Вместо них будешь использовать только это.

И с этими словами она бросила мне зубную щётку и совсем маленькую, размером со спичечный коробок губку.

— К моему приходу в кухне всё должно сверкать, чтобы нигде не было ни единого пятнышка.

Когда Госпожа уже одетая стояла возле входной двери, я стоял перед ней на коленях, вновь опустив глаза в пол.

— Я ушла. Смотри у меня, чтобы всё было сделано так, как нужно. Да, чуть не забыла.

Она открыла шкафчик и достала из него клетку для члена, укрепив её на соответствующем месте и, заперев на ключ, который положила себе в сумочку. Затем указала на свои слегка запылённые сапожки.

— Вычистить! Языком!

Это был один из первых приказов, который я получил от Госпожи (тогда Моники) ещё во время нашей первой игры такого рода. И Госпожа знала, что этот приказ производит на меня особое впечатление. Я приник к её кожаным сапожкам и начал тщательно их вылизывать от носков до каблуков, стараясь не оставлять ни одного пятнышка. Мой узник в клетке стал постепенно приходить в новое возбуждение с каждым движением языка по сапожкам Госпожи.

— Каблуки, пёс! Хорошенько их вычисти. Они должны сверкать. Хорошо, — удовлетворённо сказала она через некоторое время, когда её сапожки сверкали как начищенные хорошим кремом. — А теперь марш выполнять свою работу.

И с этими словами она вышла из дома. А я приступил к выполнению приказаний Госпожи. Нелегко это было. Сначала я зубной щёткой долго подметал пол в кухне, стараясь, чтобы ни единой соринки не осталось. Затем намочил губку и начал скрести пол, начиная от самого дальнего угла. Время шло. Я упорно трудился, ползая на коленях. Не знаю, сколько времени прошло, когда я вдруг услышал звук открываемой двери и шаги Госпожи. Я с ужасом посмотрел на пол — он был вымыт ещё не до конца. Мне не хватило каких-нибудь десяти-пятнадцати минут. Госпожа направилась прямо ко мне. Беглого взгляда ей хватило, чтобы понять, что её приказание не исполнено. Она схватила меня за волосы и запрокинула мне голову вверх. Я со страхом смотрел на неё, совершенно забыв закрыть глаза, чем ещё усугубил свою вину.

Слап! Оглушительная пощёчина прилетела на мою левую щёку. Затем такая же прилетела на правую.

— Грязная мерзкая свинья! Как ты посмел не выполнить мой приказ?!

Слап! И третья пощёчина стоила двух предыдущих вместе взятых.

— Я научу тебя выполнять мои приказания, — прошипела Госпожа.

Затем она схватила меня за волосы и поволокла в коридор. Пинками она прогнала меня по всему коридору и открыла дверь в чулан, где находилась клетка.

— Марш в клетку, тварь! — крикнула она, сильно ударив меня сапогом в голый зад. — Я не хочу тебя ни видеть, ни слышать! Будешь сидеть здесь и ждать своей участи.

Она закрыла на замок клетку и вышла из чулана, закрыв за собой дверь.

Я скорчился на полу клетки, практически не имея возможности пошевелиться. Также я не осмеливался издать хотя бы звук. Время тянулось медленно. Я чутко прислушивался к звукам, доносившимся из коридора. Идёт ли Госпожа? Но всё было тихо. Внезапно дверь чулана резко распахнулась, и на пороге появилась Госпожа. Она была в халате и босоножках, в руке хлыст. Открыв клетку, коротко приказала:

— Ползи за мной.

И пошла в кухню.

Когда мы вошли в кухню, она указала мне на грязь в углу, которую я не успел убрать.

— Вылизать! Языком!

И я покорно приступил к выполнению приказания. Мой язык, без того натруженный, медленно продвигался по грязным местам пола. Через минуту раздался свист хлыста, и мои обнажённые ягодицы, выпяченные кверху, обжёг сильный удар. Я вскрикнул от неожиданной резкой боли.

— За каждую минуту, которую ты потратишь на исправление своей мерзости, будешь получать удар хлыстом.

Всхлипывая, я продолжал раздирать свой язык о грязный шершавый пол. Через минуту я получил ещё удар хлыстом по своей голой заднице. На исходе следующей минуты я инстинктивно сжал свои ягодицы, но третий удар пришёлся по спине. Тяжела участь раба. Прежде, чем пол стал совсем чистым, я получил двадцать восемь ударов хлыстом по голому телу. Для ровного счёта Госпожа нанесла мне ещё два. После этого Госпожа приказала мне хорошенько прополоскать рот дезинфицирующим раствором.

— Руки за спину! — приказала она и защёлкнула на моих заведённых за спину руках наручники. — Теперь на пол. На спину.

Когда я исполнил приказ, Госпожа сбросила халат, оставшись обнажённой. Встав надо мной так, что её ноги были по обеим сторонам, моего тела, она повернулась своими ягодицами к моему лицу. Затем медленно начала опускаться на него. Её ягодицы находились теперь точно над моим лицом. Через несколько мгновений она села своими шикарными обнажёнными ягодицами на моё лицо, придавив меня так, что я еле-еле мог дышать. Это был классический фэйсситтинг, который Моника всегда делала очень умело. Я был счастлив, но и слегка удивлён, что и сейчас моя Госпожа решила подвергнуть меня ему. Госпожа знала, как я стремлюсь к такому положению, и в качестве сурового наказания оно выглядело несколько странным. Но ещё более моё удивление возросло, когда она освободила мой член из его клетки. Он уже порядком вздыбился, так как положение, в котором я теперь находился, чрезвычайно меня возбуждало. Но тут же меня пронзила резкая боль — Госпожа туго перетянула шнурком мои яйца и член у самого основания, так что он теперь стоял вертикально, надутый и багровый от прилитой крови. Затем Госпожа резким движением обнажила головку. Ощущения были просто потрясающие. Я был возбуждён до предела, но никакой возможности кончить не было. И тут меня пронзила совершенно другая боль. Госпожа взяла стоявшую на столе большую свечу, зажгла её и наклонила над обнажённой головкой моего воинственного дружка.

— Ар-р-г-х! — только и смог исторгнуть я, когда первая капля горячего воска попала на неё.

Госпожа держала свечку прямо над моим членом, и воск, стекая по нему, скапливался у его основания, заливая яйца, и образуя горку вокруг него. Я стонал и кряхтел под ягодицами Госпожи. Но Госпожа вытянула свои ноги вдоль моего тела, сев теперь на моё лицо всем своим весом, заглушая тем самым мои стоны. Время от времени она на несколько секунд приподнималась, давая мне подышать, а затем вновь плотно опускалась своими обнажёнными ягодицами на моё лицо.

Наконец Госпожа поднялась, и я увидел вместо своего стоящего члена горку из воска. Весь мой дружок был похоронен под ней, вместе с яйцами.

— Ни звука, гнус, — приказала Госпожа и наклонила свечу над моей грудью. Горячий воск потёк прямо на соски. Я изо всех сил пытался молчать, но всё же не смог сдержать стона.

— Я приказала тебе молчать, скотина! — крикнула Госпожа и острым каблуком ударила меня в бок.

Воск постепенно покрывал всю мою грудь. Затем Госпожа взяла меня за волосы и потянула вверх, приказав сесть.

— Язык! Высунь язык!

Я высунул свой язык как можно дальше, и горячая струя воска потекла и на него.

— А-а-ах! А-ах! — заблеял я, но Госпожа продолжала лить.

Когда и на моём языке высилась солидная горка из воска, Госпожа, приказала мне встать на колени и ползти за ней, продолжая при этом держать язык высунутым с горкой воска на нём. С трудом я повиновался. Госпожа, вновь дёрнув меня за волосы, приказав мне встать на ноги. Она разомкнула мои наручники, но лишь для того, чтобы снова сковать мои руки, но теперь уже спереди.

К моему удивлению, она провела меня в ванную, в которую мне было запрещено заходить. Приказав встать под душ, она продела через наручники верёвку, затем перекинула её через трубу душа и сильно натянула. Мои руки поднялись вверх, и я повис на верёвке, едва касаясь ногами пола. С ужасом увидел я в руке Госпожи кнут. Подойдя ко мне вплотную, она с садистской улыбкой посмотрела мне в глаза, затем плюнула в лицо.

— Знаешь, что это? — зловеще спросила она. — Это лучшее в мире средство для очистки от воска негодных рабов.

И рукояткой кнута она щёлкнула по моему языку, причинив чувствительную боль. Но часть воска действительно упала на пол. После десятка щелчков мой язык был очищен.

— Теперь грудь, — сказала Госпожа и отступила назад. Раздался резкий свист, и кнут обвился вокруг моей груди.

А-а-а! — закричал я.

Последовало ещё несколько ударов. Куски воска отлетали от моей груди. Госпожа включила горячую воду, от чего боль усилилась. Через некоторое время моя грудь была очищена от воска. Пришёл черёд горки под моим животом.

— Раздвинь ноги, — приказала Госпожа.

Я повиновался и резкая боль пронзила меня насквозь — Госпожа ударила кнутом по горке, скрывавшей мой член. Но боль от следующего удара превысила эту — удар кнута пришёлся по яйцам. Я взвыл, несмотря на запрет Госпожи.

— Понял теперь, как не исполнять мои приказы? — жёстко спросила Госпожа.

Затем последовал ещё удар. И ещё...

Очнулся я, лежащим на полу душевой. Госпожа стояла надо мной с саркастической усмешкой.

— Очухался, дуралей? Впредь поймёшь как следует, что значит ослушаться меня. Кроме этого, сейчас ты почти чистый. Можешь ещё хорошенько вымыться и полчаса отдохнуть. Разрешаю тебе выпить стакан вина, чтобы быстрее прийти в себя. Через сорок минут стоять на коленях у двери в спальню и ждать сигнала.

И вот я стою на коленях у двери её спальни. Моё состояние уже совершенно нормальное, более того, я с нетерпением ожидаю новых проявлений безмерной власти надо мной моей обожаемой Госпожи...

На утро мы с Моникой сидели на кухне и пили кофе. Я влюблёнными глазами, с огромным чувством признательности смотрел на неё. Она улыбалась мне своей милой слегка насмешливой улыбкой.

— Ну, как впечатление? — спросила она. — Не переиграла ли я?

— О-о-о, — только и сумел произнести я. — Как бы я хотел, чтобы это чудо продолжалось.

Она рассмеялась.

— Ну, хорошенького понемножку. Часто такие вещи не стоит устраивать. Хотя, не скрою, я тоже получила большое удовольствие. Поделюсь с тобой небольшим секретом. Я и раньше играла в такие игры с другими парнями. Но все они были рабами, и подвергались унижениям и наказаниям, главным образом, в своих фантазиях. В реальной же ситуации все они быстро скисали. Как только мой хлыст щёлкал по их задницам чуть сильнее, чем просто символически, они уже не выдерживали и просили прекратить. Не говоря уже о более серьёзных испытаниях. А потом быстренько стремились уйти. Так что какое тут удовольствие. А ты другое дело. Выносливость, терпение и сила воли у тебя просто потрясающие. С тобой я знаю, что могу себе позволить практически всё, что мне хочется. Ну и кроме того, я вижу, что ты по-настоящему меня любишь, и это придаёт тебе дополнительные силы.

— О, Моника, любимая, как я счастлив, — прошептал я, упав к её ногам и нежно целуя их. Она, смеясь, слегка оттолкнула меня.

— Ну-ну, перестань. Встань и сядь за стол.

Сев снова за стол, я немного помолчал, набираясь духу, чтобы задать волнующий меня вопрос.

— Скажи, Моника, — спросил я, — я знаю, что многие женщины презирают мужчин с такими наклонностями, как у меня. Даже те, кто соглашается играть с ними в подобные игры, всё равно презирают, не считают их даже за мужчин. Какое у тебя отношения к таким особенностям? Можешь ли ты уважать такого человека?

— Конечно, — сказала она, даже не раздумывая. — Понимаешь, многие мужчины, если не большинство, которые любят такие игры а таких мужчин довольно много, в жизни как раз очень сильные и уверенные в себе люди, умеющие многого добиться своим трудом. Многие из них руководят крупными коллективами и являются достаточно требовательными начальниками. И в жизни не терпят даже намёка на унижение по отношению к себе, в том числе и от женщин, и красивых женщин. Взять хотя бы тебя. Ты работаешь в очень серьёзной организации, выполняешь важную работу, ты специалист высокого класса, и я знаю, что тебя очень ценят. Ты отлично зарабатываешь. Поэтому ни о какой «немужественности» здесь не может быть и речи. С другой стороны такие люди, как правило, очень уважительно относятся к женщине. Да и вообще, их моральный уровень, как мне кажется, весьма высок. Вряд ли мазохист может оказаться маньяком, насильником, убийцей. А что касается их стремления оказаться в подчинении у женщины, хотя бы в плане игры... Этому есть масса объяснений, которые ты и сам не хуже меня знаешь. Я тебе даже больше скажу. Если бы я знала, что ты совершенно никчемный человек, ничего не знающий, не умеющий, к тому лжец, мошенник, предатель — вот тогда бы я тебя презирала. И никогда бы не согласилась играть с тобой в подобные игры, как и вообще ни в какие игры. С человеком, которого я презираю, я вообще не хотела бы иметь никаких дел. Но именно потому, что я тебя уважаю, доверяю тебе, я считаю для себя возможным вступать в тобой в такие отношения, заключать контракты, подобные нашему. И твоё поведение, кстати, очень мужественное, во время наших игр только поднимает тебя в моих глазах. Я понимаю, что ты такой человек, на которого можно положиться в любой трудной ситуации. Так что не волнуйся, я тебя люблю, ценю и уважаю, — с улыбкой закончила Моника.

Я был на седьмом небе от счастья. Какая всё же Моника умная женщина. Конечно, как же она может быть неумной? Безусловно, только очень умная, очень порядочная и очень талантливая женщина может быть Госпожой. Такой, как моя Моника.

Она стояла уже одетая на пороге дома.

— Когда в следующий раз? — с надеждой спросил я.

Не знаю, дорогой. Я позвоню тебе или пришлю емэйл.

Я склонился перед ней в почтительном поклоне и поцеловал её руку в чёрной перчатке. Она улыбнулась и ласково потрепала меня по щеке.

— Чао, бамбино. Не скучай.

И растворилась в утреннем тумане.

Через полчаса я тоже вышел из дому. Купил огромную корзину роз и послал их по её адресу.

Вольный перевод с английского: Северин