Записал интервью с одним знакомым нижним мальчиком, который пять лет прожил в тематическом рабстве у семейной пары.

— Когда и как ты попал в Тему?

— Всё началось с того, что я наткнулся в сети на «Бондаж» — старинный сайт, черно-белый и очень гостеприимный, как мне показалось, — и начал читать материалы, которые там были. Читал про культуру отношений ДС, про дисциплину, а когда впервые увидел кодекс, у меня сорвало крышу, что называется.

— Чем он тебя зацепил?

— Он возбуждал круче любой порнухи, если по-простому говорить. Именно сам текст кодекса. Полная передача прав, правила подчинения и поведения, уважение и служение Верхнему. Мне казалось тогда, что это целый мир.

На том сайте был раздел «Знакомства» с объявлениями. Объявления от Верхних женщин меня тогда оттолкнули, и я было решил, что всё это фантазии, наверное. Верхние женщины показались мне стервозинами. Их характеры ну никак не перекликались с тем, что изображалось в кодексе. Так что я сначала пробовал познакомиться с Верхним мужчиной. Ничего не вышло, заранее скажу. Но с одним Верхним мы дружим до сих пор. К сожалению, встретиться с ним не вышло, он был из другого города.

— Как ты познакомился со своими будущими Хозяевами?

— Однажды, просматривая объявления на «Бондаже», мне попалось одно интересное от нижней девушки. Очень необычное. Она писала примерно так: «Я сама нижняя, ищу нижнего мужчину для создания с ним семьи и служения вместе семейной паре Верхних, чтобы можно было жить вместе, в честных отношениях, не скрывая друг от друга своих тематических пристрастий». Объявление было длинным и обрывалось на полуслове, тот сайт не давал такой возможности — писать длинно. Я ей написал.

— Как её звали?

— Её звали Куки.

Куки ответила, попросила мой телефон, мы созвонились, и первое время я общался с ней. Она рассказала, что живёт в тематических отношениях с семейной парой. Она сама — нижняя у мужа. И они сейчас подыскивают нижнего для жены. И ищут такого мужчину, который мог бы быть партнёром для неё с перспективой создать семью, пожениться. Планы были такие.

— Эти планы совпадали с твоими?

— О, да, это было настолько идеально, что я не верил в реальность происходящего. Всё вышло не без подводных камней, как потом оказалось. Но ведь и я был не идеален. Имею в виду мои беды с башкой.

— Расскажи про свою болезнь.

— У меня социальное тревожное расстройство, тревожное расстройство личности. Я боялся выходить на улицу и вступать в контакт с людьми, не мог разговаривать. Врачи говорят, это сбой в работе серотониновой системы. Но тогда я такого диагноза не знал и считал себя просто слишком стеснительным. И это серьёзно ограничивало меня в жизни. Не давало строить нормальные отношения, например, заводить друзей.

— Почему боялся выходить на улицу?

— Мне казалось, что весь мир идёт на меня войной.

— Ты хикикомори?

Примечание: Хикикомори — в переводе с японского «нахождение в уединении». Японский термин, обозначающий людей, отказывающихся от социальной жизни и зачастую стремящихся к крайней степени социальной изоляции и уединения вследствие разных личных и социальных факторов. Такие люди часто не имеют работы и живут на иждивении родственников.

— Нет. Это другое. Я не был затворником. У меня тёплые отношения с родителями. Я ходил каждый день на работу, до этого отучился в универе, но на этом мои социальные контакты заканчивались. По причинам, которые на сегодняшний день совершенно понятны.

— Это влияло на твой выбор статуса в Теме?

— Скорее всего, да. Я был таким всегда, сколько себя помню. То есть выбор был не мой личный и осознанный. Я просто осознавал себя нижним, и это было для меня комфортно. Хотя подозреваю, что не каждый человек с подобной стеснительностью оказывается нижним. Всё же дополнительно на предпочтения в Теме влиял ещё один физиологический фактор — мужская железа. Которая была очень активной с самого раннего возраста. Возможно, это аномалия в развитии, не знаю. В общем, с самого раннего детства я испытывал там такие яркие эмоции, которые уже лет с четырех заставляли моё воображение придумывать разные истории про то, как на меня нападают, раздевают и связывают. И я сам с пяти лет связывал себя, чтобы почувствовать этот огонь там, ниже спины. Ничего подобного вокруг себя в нашей жизни я не находил, и поэтому воображение начало создавать свою реальность.

— А как всё это связано с нижним статусом и твоим преклонением перед авторитетом Доминанта?

— Не знаю. Интересный вопрос, но я не знаю. Возможно, учитывая мою социальную беспомощность, я таким способом искал защитника, надёжного друга.

— Как ты познакомился с семьёй? Как их звали и сколько вам было лет тогда?

— Мне было двадцать три. Куки была на три года меня старше. Госпоже было двадцать девять, её мужу тридцать. Мужа звали Егор. Госпожу — Мила, в тематическом сообществе она была известна всем под ником Миледи.

После разговора с Куки Мила написала мне на почту письмо, где был с десяток вопросов, на которые я должен был ответить. И после моего ответа назначила встречу в городе. И вот, второго июня 20** года в назначенное время я пришёл на площадь Толстого и подошёл к кафе, где мы должны были встретиться с Милой. И обнаружил вместо кафе пустое здание. Кафе было закрыто на ремонт. Я ничего не понял и растерялся. Но обернувшись, увидел Её.

Сидя уже в другом кафе, мы знакомились. Госпожа была очень серьёзной женщиной. Она рассказывала про их семью, я рассказывал о себе. Уже под конец разговора она задала один вопрос, который особенно мне запомнился. Он касался моего статуса в будущих отношениях: значит ли мой статус то, что я буду совершенно обезличен. Я тогда ответил, что нет, я бы хотел остаться человеком. С маленькой буквы, как это принято в Теме, но человеком.

— Ты рассказал ей про свою болезнь? Справку из дурдома показал?

— Да, сразу же рассказал. Сказал, что мне страшно сидеть в кафе. Предупредил, что представляю собой поломанный механизм. Справку из дурдома не показал, у меня её никогда и не было. Она всё равно мной заинтересовалась, взяла без очереди инвалида.

— Как она отреагировала?

— Она сказала, что поможет мне избавиться от этой беды. А я ответил, что это очень непросто, и что если у неё получится, я поставлю ей памятник.

— У неё получилось?

— Она честно пыталась. Как могла. Они меня таскали всегда вместе с собой по кафешкам, которых я так боялся, и БДСМным мероприятиям, типа Новых годов. Я кстати очень им за это благодарен, потому что я до этого ни разу не был в кафе. Мила хотела ещё применить метод шоковой терапии. Но ни разу до дела не дошло, и слава богу. Я даже не знаю, что она имела в виду. Наверное, секс в публичных местах или эпатаж.

— Ты попал в семью. Расскажи, как она была устроена. Это была какая-то коммуна, где всё общее? Между вами были какие-то договорённости или особые правила?

— БДСМ-правила были. Но они распространялись только на меня. Мила с Егором жили, как обычная семья. Куки жила с ними уже около года, она не работала, готовила, выполняла работу по дому. Главой семьи была Мила, она была лидером.

— Опиши её характер? Какой она человек?

— У неё был сильный характер, властный. Она умная женщина и очень серьёзная. Такие были мои первые впечатления, конечно. Впоследствии качеств ещё добавилось. Например, то, что она жила с философией гедонизма, была эстетом, любителем балета. Она была красивая и знала, что мужчины теряют от неё голову. При этом самоопределяла себя как мужчину.

— Ты описываешь её как сильного лидера. Не было ли у неё излишней агрессии в поведении?

— Агрессии было очень много. Она могла даже ударить. Иногда била по голове своего мужа, если ей что-то не нравилось. Однажды она избила до синяков свою сабу.

— У неё была саба?

— Да. Всё лицо было в синяках. Но Милу любили в ответ, несмотря ни на что.

— Для тебя такое поведение допустимо?

— Нет, это дно. Но, видишь ли, некоторые вещи, непростительные другим людям, мы прощаем своим друзьям. Это нормально. Так работает дружба.

— Ты её оправдываешь?

— Нет, я ж говорю, это дно.

— То есть ты не был любителем такой БДСМ-практики.

— Это не БДСМ-практика. Это дно.

— Расскажи про Егора.

— Егор из всей семьи был единственным нормальным, адекватным человеком. Весёлый человек, очень остроумный, позитивный. Семейный, преданный жене. Любил ходить на футбол с друзьями и на джазовую музыку. Он был не тематик — ни Верхний, ни нижний.

— Но при этом у него была нижняя?

— Куки не была нижняя на самом деле. Просто любовница. Ну хорошая любовница.

— Вы с Егором хорошо ладили?

— По правде говоря, мне всегда казалось, что он меня немного сторонится и что я для него не существую. Будто он смотрит сквозь меня. Как личность и как друг я не был ему интересен. Он много лет меня просто терпел, впрочем, не подавая вида.

— Зачем он тогда согласился взять в семью ещё одного саба?

— Это было нужно Миле. А он очень любил свою жену.

— Они давно в браке?

— До прихода меня в семью они были знакомы около шести лет. Поженились где-то за полтора года до меня. Причём тогда до меня у Милы был другой саб, при котором и проходила свадьба. Он как раз и ушёл, не в силах пережить милино замужество. Мила рассказывала, что он очень на неё за это обиделся.

Ещё она рассказывала, что до меня у неё уже было два саба, один за другим. Но они не жили с ней вместе. Что Егор не соглашался на совместное проживание. И тогда Мила разрешила ему привести домой любовницу — Куки — жить с ними постоянно. После этого он согласился, чтобы она тоже могла завести себе домашнего саба.

И было ещё одно важное обстоятельство — то, для чего они взяли меня к себе в семью. Егор хотел детей. Мила детей не хотела, не хотела нянчиться с ребёнком после родов. Поэтому они искали себе содержанку, которая или который выполнял бы роль няни ну и работу по дому. Мила планировала, что когда они заведут ребёнка, я уволюсь с работы для этого.

— А она что бы делала?

— Продолжала работать. Мила хоть внешне и была очень женственной и эффектной, но внутри это был мужчина. Очень много мужского было в её характере и поступках. Она и сама это признавала и самоопределяла себя именно как мужчину. Мужчину, который не хочет хлопот с детьми.

— Они сразу объявили тебе об этих планах?

— Нет. Эта тема детей в общих разговорах вообще не поднималась. Думаю, такими планами они делились между собой в моё отсутствие.

— Ты всё-таки был членом семьи или посторонним слугой?

— Я воспринимал себя частью семьи. Был ли я таким для них? Для Егора — нет. Для Милы — да, в начале отношений точно да. Как-то раз она сказала мне об этих планах, что хотела бы, чтобы я остался сидеть дома с их ребенком и не работал. Но это было всего однажды, в случайном разговоре.

Как-то раз, был такой случай, когда я был чем-то занят на кухне. Захожу к ним в комнату, а они обсуждают, как заведут детей. Вообще, Мила не любила таких разговоров, но Егор хотел детей и говорил ей об этом. А потом, видимо, чтобы успокоить меня, Мила потихоньку шепнула мне: «Не волнуйся, не переживай, у нас с тобой тоже будет ребёнок».

Тогда она ещё была ласкова со мной. В начале наших отношений она была очень заботливой. А потом случилось то, что случилось. Но я с самого начала шёл именно в семью. Там у нас ещё такая история произошла. Однажды в самом начале, когда ещё Куки жила с нами, мы с Милой сидели вдвоём на кухне и она мне вдруг говорит: «Егор стал со мной только по бытовым вопросам общаться (а это было не так). Давай с ним расстанемся? Найдём себе мужчину-гея, он нам лучше подойдёт». Идея была соблазнительная, но я ответил, что нельзя разрушать семью, это неправильно. Не уверен правда, что от меня что-то зависело.

И мне правда было жаль тогда Егора. Мне казалось, что он ни чем такого отношения не заслужил. Ну да, у него ничего не было за плечами: он не построил своей семье квартиру за те шесть лет, что жил с Милой, и он выпивал. Но он вроде как жертвой получался. Зависел от жены и её полигамного образа жизни. Жену он любил, и их долгие отношения строились только на его преданности. Он ведь и с Куки сошёлся где-то на БДСМной встрече, а ведь он не сам пришёл в БДСМ.

— А как же тогда их прежние планы женить тебя на Куки?

— Это было нужно Куки.

С Куки вышел один интересный эпизод. Она с самого начала, когда мы ещё не встретились вживую, говорила о нашей будущей свадьбе. Говорила: «Узнай в ЗАГСе расписание, давай сразу заявление подадим, то-сё». А потом уже после моего переезда к ним как-то раз случайно выясняется, что у неё есть ребёнок. Но только она с ним не живёт, а живёт он с бабушкой.

— Какой поворот! Расскажи про Куки.

— Куки — творческая личность. Она писала картины. Писала статьи для разных журналов. Вообще мне по-человечески жаль Куки. Она неустроенная в этой жизни, потерянная. У неё проблемы со здоровьем. Под подушкой у неё всегда лежала деревянная ложка от приступов эпилепсии.

У нас с Куки не было ни одного шанса стать мужем и женой, не было ни одной точки соприкосновения. Я домашний, замкнутый интроверт, не разговариваю. Куки же сверхобщительная, открытая, эмоциональная. С эмоциональными качелями, причём с хорошей такой амплитудой. У неё среди знакомых были музыканты, актёры.

Куки через полгода ушла из нашей семьи.

— Как ваши родители относились к вашему образу жизни?

— Мои родители про мою жизнь с семейной парой, а тем более про рабство, ничего не знали. Для них я жил с девушкой Милой в стандартных отношениях.

Когда мы с Милой первый раз собирались ехать к моим родителям на знакомство, я спросил, как мне её представить. Я же называл её официально и только на Вы. Она ответила, что бы я представил её как... Миледи.

— Так и представил?!

— Язык не повернулся. Представил Милой.

Но это хорошо показывает то, как Мила воспринимала моих родителей, уже довольно пожилых людей на тот момент. За последующие пять лет Мила придёт в гости на чай к моим родителям всего один раз. Даже на все дни рождения к маме и отцу я всегда ездил один.

— Как она относилась к своим родителям?

— К матери нормально. Мы часто ездили к ней в гости на дачу, а иногда она сама приезжала к нам ненадолго. Про нас она всё знала.

— Не осуждала?

— Нет. Для неё Мила жила с двумя мужчинами. Положение довольно выгодное. Кто-то же живёт вообще без мужа. А тут сразу двое тебе отдают зарплату.

— Сложно было добиться расположения Госпожи и роли быть её рабом?

— В этом сложности не было. Она сама проявляла всю нужную инициативу, ухаживала и дарила цветы. Мила приезжала за мной на своей девяносто девятой или просила меня приехать к ней на работу, например, а дальше мы ехали куда-нибудь.

— Как быстро она перешла к близким отношениям?

— Не быстро. Я ж тогда был ещё нецелованным мальчиком. Она меня берегла, хотя хотела. Наверное, в течение первой недели всё и произошло.

Видишь ли, я тогда этого не понимал, но она сама очень чётко знала, чего хочет от меня и целенаправленно шла в этом направлении. Ей нужен был бытовой раб для всего и не в последнюю очередь для воспитания её детей в будущем. Подходил ли я для этого? Да. Она увидела во мне этот потенциал и дальше шла к своей цели.

— Когда вы стали жить все вместе?

— Где-то через неделю или две после нашей первой встречи она позвала меня к себе домой, по дороге мы встретились с Куки и Егором, которые возвращались из клуба. Егор был пьяным и весёлым. Куки была очень доброжелательна. Под утро Мила отвезла меня домой. Запомнился момент, когда она сказала мне «Снимай одежду», а я боялся раздеваться.

Скоро я стал приезжать к ним и оставался на ночь. Мы спали вчетвером на одной двуспальной кровати, тесно прижимаясь друг к другу.

— У тебя сразу возникло это ощущение семьи рядом с ними?

— Нет. К сожалению, этого ощущения так и не возникло. Это очень досадно, должен сказать. Чего-то недоставало. Про Егора я уже рассказывал, что он всегда относился ко мне отстранённо. Возможно, воспринимал меня как временного. У Куки был ко мне свой расчётливый интерес, как я уже говорил, и это пугало. Хоть Мила и была рядом, всегда присутствовала мысль, что она мне не принадлежит и не будет принадлежать никогда, что в любой момент она может отвернуться от меня и уйти.

Поэтому где-то через неделю или две я решился рассказать Миле о том, что меня пугает неопределённость и отсутствие будущего.

— Ты захотел уйти?

— Да. Мила меня остановила. Убедила меня остаться. Я был ей нужен.

— Вы заключали контракт?

— Ну символический. Не на бумаге, но церемония с надеванием ошейника у нас была. По кодексу я должен был сам попроситься в нижние. Но мне было страшно. Поэтому Мила не стала дожидаться и сказала, что дескать я должен сам попроситься — так положено. И в тот же день я уже носил собачий ошейник. Чему был страшно рад, потому что это была мечта.

Так я стал жить с ними. Мы жили в квартире, где у нас была только одна своя комната, а в соседней жил брат Милы со своей невестой. Так себе условия для извращений. Но с милой рай и в шалаше. Я очень скоро стал обожать Милу до поросячьего визга, до преклонения и обожествления. Между мной и ею всегда была граница недосягаемости, но для саба это прям именно то, что нужно. Ошейник я носил постоянно. Мы спали под одним одеялом, я хранил свои вещи в её шкафу на нижней полке все пять лет, пока мы были вместе. В начале отношений она была очень добра ко мне. Я и боялся её и обожал одновременно. Она была очень заботливой. Первые три года это было счастливое время.

— Расскажи про ваш быт. Как вы жили?

— Можно сказать, что мы жили втроём обычной семьёй. Конечно, все обязанности не делились ровно между нами. У меня как у нижнего были свои обязанности, связанные с уборкой и приготовлением еды, покупкой продуктов. Но это не значит, что остальные полностью снимали с себя всю домашнюю работу. Иногда мы готовили что-то вместе или иногда Егор сам готовил салаты, а Мила сама жарила мясо. Я обычно готовил супы, котлеты и вторые блюда. Часто вместе ездили в магазин. Но большую часть домашней работы я взял на себя. Каждое утро я должен был подать завтрак Миле за исключением тех дней, когда был на рабочей смене. Каждый вечер я также приносил ей ужин.

— Егора ты тоже обслуживал?

— Нет, он моими услугами не пользовался. Обычному человеку это не нужно.

— Тебя напрягала домашняя работа?

— Нет, я вообще люблю трудиться. Многие обязанности по дому были для меня даже в удовольствие; учитывая моё отношение к Миле, это было легко. Особенно приносить еду. Я ж боготворил её тогда.

— Расскажи, как вы делили заработанные деньги.

— Я всю свою зарплату отдавал Миле. У неё лежали мои банковские карточки. Она выдавала мне небольшую сумму денег, рублей триста, на расходы . Всеми финансами в семье управляла она.

— Ты говорил, что тебя хотели сделать содержанкой, но ты работал. Остальные тоже работали?

— Да, мы все работали. Получилось так, что Мила с Егором планировали детей, но жилищные условия не позволяли. Мы жили в квартире, где жили ещё брат Милы и её мама. Мама чаще жила на даче, за городом. Но, живя с братом, — а у него были натянутые отношения с Милой — заводить детей было никак невозможно.

Поэтому мы много работали, копили на жильё. До знакомства с Милой я работал в НИИ, куда попал ещё во время практики во время учёбы в универе. Денег та работа приносила мало. Меня ещё иногда отправляли в командировки в разные города. Милу это не устраивало, и где-то через полгода после того, как я стал жить с ними, Егор устроил меня работать в организацию, где работал сам. Мы с ним были сменщиками, работали через день. Через год такой работы мне нашли ещё одну подработку. А ещё через год я уже работал на трёх работах. Но мы все тогда работали, не я один за всех.

И вот через три года мы поднакопили денег, чтобы купить своё жильё. Это отдельная история.

— Очень интересно. Я как раз сейчас занят квартирными вопросами, с интересом послушаю. Какую купили?

— Трёхкомнатную. Но это правда отдельная длинная история, прям ещё одна целая жизнь.

— Расскажи, мне как раз нужно. Я думаю тоже попробовать ЛС. Надо с родителями разъехаться, но хотел бы сразу в трешку переезжать.

— Ну да, умные люди понимают, какая БДСМ удобная штука.

— Мне сразу интересно, в каких долях вы оформили новую квартиру. Твоя доля была?

— Мила оформила квартиру полностью на меня.

— Не может быть!

— Может. Она действительно была уверена, что я не сбегу и не обману. И ещё она надеялась получить налоговый вычет.

— Что Егор по этому поводу думал?

— Я не знаю, что он думал. Вообще все обсуждения и планы, если они и были, проходили без моего участия.

— Ты давал им какие-то письменные гарантии при покупке квартиры?

— Нет.

— То есть они просто оформили на тебя целую трёхкомнатную квартиру! Обычный случай в БДСМ. Уверен, все так делают.

— Трёхкомнатную квартиру с двумя лоджиями. Она была во мне настолько уверена.

В общем, мы начали размен наших квартир для покупки нам своего жилья.

Я получил одну четвертую часть от продажи своей родительской квартиры. Это был миллион с небольшим. Мила тоже продала свою комнату. Часть денег были нашими накоплениями. Ещё часть добавила мама Милы, пожертвовав нам свою часть. Хорошая женщина, учитывая, что она сама жила на недостроенной даче, в очень некомфортных условиях. И вот мы купили себе жильё.

Все вместе втроём ездили смотреть варианты. Это было так волнительно — строить общее будущее. Как начало нового мира. Наш первый дом, свой.

Квартира была совсем пустая, с голыми стенами, кривыми полами, без ремонта, без сантехники и без кухни. Следующие полтора года мы делали там ремонт. Ремонт делал я. Пригодились мои строительные навыки. А Мила с Егором начали делать детей.

И вот на этом месте я не знаю, как продолжать рассказывать. Потому что как я делал ремонт без их помощи, так и они справлялись с этим делом сами.

Эта часть у меня шла тяжело. Было видно, что собеседнику тошно вспоминать. А потом Остапа понесло. Я хотел было переписать всё по-своему, но решил оставить, как есть. Только повторы убрал.

— Когда любимая женщина занимается зачатием ребенка с другим мужчиной — это болезненно?

— Для меня — нет. Я их как семью воспринимал. Я абсолютно не ревнивый человек. Меня давило другое: то, как они подошли к этому вопросу, совершенно забыв про меня. Меня дико вымораживало такое отношение, а им и дела никакого не было. Будто у меня вообще нет чувств и я вещь.

Как будто я не часть семьи, будто это меня вообще никак не касается. Они это делали не для меня. Как бы объяснить?.. Я действительно был в крайне ущемлённом состоянии, и наверное, блять, это больно, когда твоя любимая планирует беременность не с тобой. А они этого не видят или не хотят видеть. А почему? Это ж не их боль, правильно. Ноль сочувствия. И это ещё часть проблем. У Милы новый любовник уже почти переехал к нам жить. Вот что меня больше всего вымораживало. Она меня спросила: «А я тебе разве что-то должна?» Потом говорит: «Ну хочешь, я перестану с ним встречаться? Если хочешь». И не перестала. Ну конечно, она мне ничего не должна — я же просто ей все деньги отдаю и родительскую квартиру продал, чтобы ей было где своего ребёнка растить. Но она мне ничего не должна.

Егор, ещё понятно, меня в интимные дела не посвящал. Но даже как другу он не произнёс мне об этом ни одного слова. И это при его словоохотливости, выёбистости по любым поводам. По любым поводам он будет у тебя на ушах висеть, по три раза одно и то же рассказывать. А про это он не говорит. А зачем? Не надо. Я знаю, что он радовался этому. Он человек, который не скрывает своих радостей. Но эту радость от меня скрывал. И Мила тоже молчала. Со мной перестали делиться планами, даже такими жизненно важными. В течение года Мила не смогла найти слов, чтобы даже хоть раз поговорить со мной об этом. А ведь она планировала, что я стану содержанкой, уйду с работы и стану сидеть с их ребёнком в качестве няни... Дети сближают обычно. Но тут я почувствовал, что и Егор стал ещё дальше, и Мила... Ёбаный блядский цирк.

— Ты почувствовал себя третьим лишним?

— Да. Отчуждение по отношению ко мне дошло до таких масштабов, что про первую неудачную беременность они решили мне не сообщать. Про это я узнал только спустя год после расставания, случайно. То есть это не было моей паранойей. Они действительно меня забыли.

— Отчуждение начало происходить именно тогда или ты замечал его и раньше?

— Раньше. Всё началось с того, что Мила завела себе ещё одного любовника. Это случилось ещё до переезда на новую квартиру. У неё и раньше были знакомые любовники. Про одних она рассказывала, про других я только догадывался. Но с появлением этого нового она стала терять ко мне всякий интерес.

— Не ревновал?

— Нет. Я не ревнивый, я ей доверял как себе. У неё появился молодой мальчик лет двадцати, и она им увлеклась так, что потеряла голову. Это произошло ещё до покупки квартиры. Не хочу про него ничего рассказывать. Этот молодой дебил разрушил мою семью, а свою при этом не создал, и даже сам не понял, чего натворил! По сути она заменила меня им. Постепенно в течение последних двух лет сводила общение со мной до нуля. Ну и вот так постепенно на мне остался один только быт. Не осталось ни дружбы, ни любви, ни будущего. Раньше Мила какие-то планы строила на меня, а потом ей планы со мной наскучили, но сообщать об этом мне она не стала.

Мои друзья продолжали жить как ни в чём не бывало. У Милы любовник, с которым она встречалась теперь уже каждый день, у Егора новая любовница. Они продолжали зачатие ребёнка. А я работал на трёх работах. Я сделал уже большую часть ремонта в квартире. Мила училась на юриста, а я ещё и рефераты ей писал.

— Второе высшее получала?

— Первое. Она решила быть юристом и поступила на заочное в один захудалый ВУЗ. Но там нужно было каждый семестр сдавать по десять-двенадцать штук рефератов. Работу по их написанию она переложила на меня. Она хотела на всю семью повесить писание рефератов, на всех по чуть-чуть. Но Егор наотрез отказался, Мила сама тоже не написала ни одного. Остался я. Помню, что написание реферата занимало у меня целый день. И вот к моим трём работам прибавились ещё эти рефераты. За два с половиной года я написал их более пятидесяти штук. Не спрашивай про благодарности — их просто не было. А ведь ещё ремонт, в котором мне никто не помогал. «У тебя руки из нужного места растут», — сказал один раз Егор, проходя мимо меня, когда я ковырялся с ремонтом. «Я столько денег сэкономила с твоей помощью!» — однажды сказала Мила, когда я перекладывал плитку в туалете. И всё, это единственные добрые слова по поводу моих трудов.

Но я обожал Милу. И как знать, наверное, долго бы терпел и прощал, но тут помогла одна случайная авария.

Как-то раз я ехал на работу рано утром и мою машину занесло на скользкой дороге, закрутило и ударило о высокий поребрик. Дело было в полседьмого утра, пустая дорога. Никто не пострадал — только нескольких вмятин на кузове. В тот день я показывал побитую машину своим коллегам на работе, и все в один голос меня подбадривали, говорили, что, мол, пустяки, железо не жаль. А Миле было жаль. Она тогда приехала домой с тем своим новым другом и первым делом обругала меня. Мне потом снилась та авария: то, как машина теряет управление и меня выносит на встречную. Было страшно... И я понял тогда, что она больше мне не друг. Давно уже не друг. С этого момента начался период, который длился, наверное, месяц или два, и который я вспоминаю как пытку.

Вообще, вспоминая себя того, я сам удивляюсь тому, насколько я был беспомощным перед ними. Я ничего не мог сделать, не мог защитить себя. Я понимал, что семьи у нас больше нет, дома меня никто не ждёт. Что общение со мной они свели до нуля. Но делают вид, что всё хорошо. Я отдаю им зарплату (зарабатывал я больше, чем каждый из них), я должен закончить делать им ремонт, они этого и ждут. Потом родится ребёнок, и в роли кого я тогда окажусь? К нам будут приходить родители, бубушки и дедушки, а кем буду я? А когда и как я сообщу своим родителям о своей жизни? Почему я не работаю? Почему сижу с чужим ребёнком? Или я должен похоронить свою прошлую семью, забыть родителей?

— Ты не обсуждал эти вопросы с Милой?

— Ей это было не интересно. Я очень долго не мог даже просто выйти с ней на разговор. Будто выпрашивать нужно. Она в таких случаях сразу включала стерву. Разговор обычно начинался с её слов «Чего тебе не так?» Учитывая то, что я молчу большую часть времени, что у меня начинается паника, когда нужно подбирать слова, мне стоило больших усилий просто уговорить её на разговор. И это был ад. Она на меня просто наорала тогда.

— То есть она даже не захотела обсуждать проблемы.

— Да. Ей были неинтересны мои проблемы. При том, что я всегда был тише воды. Они никогда не слышали от меня не то, что бы истерик, а даже легкого недовольства. На следующий день после того разговора я подошёл к ним, когда они сидели на кухне, и дрожащим, блядь, голосом сказал, что у меня не осталось больше сил и что я должен уйти.

Я помню выражение их лиц. Егор сделал на лице гримасу отвращения. Мила посмотрела на него и повторила такую же. Они были очень недовольны тем, что я портил их планы. Ничего говорить не стали, никаких вопросов не задали и ответили: «Хочешь — уходи».

Пять ёбаных лет! Друзья...

Тоже почувствовал эту тошноту. Представил, что птичка вьёт гнездо, а потом прилетает кукушка. И вот уже под гнездом лежат мёртвые птенчики, а птичка выкармливает огромного чужого кукушонка. Представил, как муха откладывает яйца в тело жука, и в нём начинают копошится гусеницы, подбираясь всё ближе и ближе к голове. Следующую часть интервью я вёл уже в режиме диалога.

— В ту ночь я впервые за эти годы спал отдельно, разложил диван в другой комнате и лёг один. Ночью меня разбудила Мила, она плакала. Прижимала меня к себе и плакала. Она не просила меня не уходить, но говорила, как ей меня жаль. Я сам ответил, что останусь и что никогда не уйду.

Я остался ещё на месяц, но не изменилось ничего. Они продолжали жить своей жизнью, а я продолжал писать Миле рефераты, отдавал всю зарплату и делал ремонт в их квартире.

— В твоей квартире. Я не понимаю, почему ты их не выгнал на улицу!

— Они создавали семью, я не мог её разрушить, это были мои друзья.

— Оправдываешься и их оправдываешь. Понимаю, тут нужен боец, а тебя жизнь не готовила.

— У меня была почти как наркотическая зависимость от Милы. Ну, короче, я ушёл тогда в первый раз. Уехал к родителям. Сложность ещё была в том, что мне некуда было уйти. После размена моей квартиры у меня не осталось ничего — деньги были вложены в квартиру Милы. Поехал к родителям в их однушку, жил на кухне на раскладушке. Неделю так жил, а потом мне написала Мила и предложила вернуться. Обещала мне секс. И ещё кое-что. Что будет делать, если я вернусь.

— Это полный пиздец!

— Я понимаю, какого ты мнения. Но и ты меня пойми. Я шёл не за сексом, которого у меня не было все пять лет, пока мы спали с ней в одной постели. Я шёл к Миле. Как бы объяснить-то?.. Мне приходилось отрывать себя от неё с кровью. Мне не секс был нужен. Я был готов вернуться просто так, только если она попросит.

— Понимаю. Но я не про тебя сказал. Пять лет она не давала тебе секса?

— Классический не давала.

— Она его не любила?

— Нет.

— Надо же, и тут так унизилась, чтобы вернуть любимого и квартиру.

— Мне надо было просить у неё конкретные вещи — ты про это что ли?

— Тебе надо было бежать от таких людей как от огня! А ты взял и вернулся.

— Вернулся, да. За это время сделал им антресоли в коридоре. Дописал последний семестр рефератов. Я надеялся, что она потеплеет.

— Как тебя встретил Егор?

— Никак. Как будто ничего и не было.

— Она хотя бы с любовником рассталась?

— Нет.

— Какой же это пиздец! Извини, друг.

— Это тупо, я знаю.

— Я не про это. Но всё это очень бомбяще, вся эта ситуация.

— Разве я создал эту ситуацию? Это их образ жизни. Он был у них таким и до меня. Хотя свой социальный статус, свою судьбу они просчитали хорошо, на годы вперёд. А моя судьба их не интересовала. При этом они меня не отпускали. Вроде как я был им нужен. Послушать Милу, так она реально заморачивалась из-за меня. А на деле... Мне на следующий год исполнялось тридцать, мне надо было определяться как-то в жизни, но кого это интересовало?

Через месяц у нас произошёл такой разговор с Милой. Она начала рассказывать мне, что они с Егором хоть и пытаются завести детей, но ей их не хочется. И стала рассказывать, что есть такие люди, которые предпочитают вообще детей не заводить, и называется это «чайлдфри». Тогда это слово ещё не было в ходу, и я его услышал в первый раз. И вот она и есть такой чайлдфри.

Я сижу, слушаю это. И спрашиваю Милу: «Как же мне быть, когда у вас с Егором родится ребёнок? Как мне представить его своим родителям?» Она отвечает: «Скажи им, что это твой ребёнок». Я говорю: «Это слишком жёстко, я так не могу». «Тогда, — отвечает она, — ничего им не рассказывай, скрывай».

Я спрашиваю: «Но ведь когда мы с вами заведём уже нашего ребёнка от меня, мне придётся рассказать и про ребенка от Егора. Два малыша ведь будут дома. Как объяснить существование второго? Мне же рано или поздно придётся про него рассказать. Когда мне это сделать?» Она отвечает: «Когда родится твой, тогда и расскажешь».

Я абсолютно ничего для неё не значил. Она не воспринимала моё существование всерьёз. Я жил с ней, а она держала меня при себе и не отпускала. Я доверил ей свою судьбу, но моя судьба её больше не интересовала. Пришлось брать всё в свои руки. После этого разговора на следующий день я и ушёл окончательно. Со второй попытки, как ты хотел.

— Нет слов.

— Ты пойми, тебе вот кажется, что у меня был выбор и такой простой: уходить или оставаться. Но у меня его не было. Эта шкура, которую я на себе ношу — она не даёт свободы действий.

— Эта шкура — это Мила твоя!

— Уходя, я оставался без семьи — моя семья разрушалась. Они были моими единственными друзьями много лет, и я их очень ценил. Я всегда так хотел свою семью. Ты же знаешь, с моим диагнозом я обречен на одиночество. Разрыв с ними стал для меня настоящей трагедией, много лет незаживающей раной.

— Тебе не повезло с друзьями. Но разве лучше жить со шкурой?

— Конечно, нет. Ну и вот я остался без друзей и без семьи. Без жилья и без денег. Свою семью они построили за мой счёт, а я ушёл от них с нулём в кармане. Поехал снова в каморку к родителям, жил у них на кухне, потом на съемных квартирах.

— В это время они жили в твоей трёхкомнатной? Хорошие друзья! Предлагали тебе остаться жить с ними хотя бы на то время, пока жильё себе не найдёшь?

— Нет. Ты знаешь, что мне сказал Егор? Сказал: «Ты сам ушёл. Это был твой выбор, и ты решил уйти».

— А надо было остаться, воспитывать его ребёнка?!

— Видимо, да.

— Все деньги они оставили себе?

— Нет. Но собирались. Сначала мы договорились, что я ухожу и забираю всё, что вложил в квартиру. Но когда дошла речь до конкретных сумм и дележки имущества, они пошли в отказ. Посчитали и оказалось, что это много. Они решили, что отдадут мне только тот миллион, который я выручил от продажи своей комнаты. А всё остальное они оставят себе. И две машины они оставят себе. То есть пять лет я отдавал всю зарплату и работал на трёх работах бесплатно — они решили, что это вполне справедливо. Полтора года делал ремонт в их квартире тоже просто так. Егор мне ещё сказал, что считал меня другом и что своим уходом я подставляю их. И что претендовать на деньги вообще не имею права, так как я подставщик — в трудное время их бросил. Бросил его в недостроенной квартире с беременной женой.

— Мила к тому времени была беременна?

— Ещё нет. А квартира была недостроенная, но мной недостроенная.

— Они тебя действительно считали своим рабом и ценили, как раба.

— Ну а я их переоценил. Мужик мог бы сначала доделать ремонт, раз это так трудно для него, а после заводить детей. Им две комнаты оставалось отремонтировать. Самое сложное — кухню, ванную с туалетом, прихожую и два балкона — я уже сделал. На кухню у меня ушёл месяц работы. Я сам её проектировал и собирал, заливал полы бетоном сам. А ведь я там не живу. Там до сих пор живут два подлеца... И никогда я не слышал от них благодарности — ни после этого, ни до того.

— Ты им ещё должен остался.

— Да. Они мне так и сказали.

— Как они это объяснили? За какие услуги?

— Егор меня на работу устроил.

— И получал за тебя зарплату.

— Меня спасло только то, что квартира была записана на меня. Понимаешь, у меня не было никаких физических сил сопротивляться. Во время всех разборок я просто сидел тихо, не мог постоять за себя, у меня начиналась паника. И тогда я просто сбежал от них. Уехал. В конце концов они согласились добавить к моим «отступным», как выражалась Мила, ещё немного.

— В результате вернули тебе твою долю?

— Через год. Это время я жил на съёмных квартирах. Всю сумму они мне так и не вернули. Вернули основную часть, чтобы я мог переписать на Егора кваритиру за месяц до родов. И тут я допустил ошибку, не взяв с них расписку на оставшуюся часть. Через полгода Мила написала мне: «Проживёшь и без этих денег».

— Они были на тебя в обиде за что-то?

— Я не представляю, за что. Егор все эти годы терпел и ждал, чтобы я ушёл. Он только выиграл. Ему построили дом, в котором он сейчас живёт. Любовники Милы тоже только обрадовались моему исчезновению. Я там никому не был нужен. Единственной, кто пострадал от моего ухода, была Мила — ей пришлось заниматься ребёнком самой без моей помощи.

— Ты ж понимаешь, дружочек. Всё, что эти люди делали якобы для тебя, было сделано ими только для себя любимых прямо или косвенно. Я так и не могу смекнуть, нафига они тебя вернули второй раз? Чтобы что? Как личность они тебя не уважали, и как друг ты им не был нужен. Никаких других отношений, пока жил с ними в одной квартире, завести ты не мог. Зачем? Что они хотели дать тебе взамен?

— Ничего. И не собирались, ты прав. Тянули время. Кто-то должен был давать им деньги и делать ремонт.

— Охуеть! Друзья мечты.

— Других-то не было. Я никому не мог рассказать, что происходит. Ни одна живая душа до тебя не знала эту историю... Никто в жизни не сделал мне большего зла, чем Миледи.

— Расскажи теперь про Миледи. Что это за человек?

— Подлый человек. Клинический эгоист и мизантроп. Озлобленный на весь мир карлик с низкой душой. Самоутверждается за чужой счёт. Подкупает одно — то, что она настоящая Госпожа, со своим достоинством.

— У неё-то какое достоинство?

— А какие они бывают?

— Высокая трагедия, может быть?

— Нет. У нее только высокое ЧСВ. Я хорошо знаю её жизнь. Нет в ней трагедии. Её никогда никто не обижал. Она в ответ озлоблена на всех вокруг. Её никогда не предавали друзья. А вот она в ответ швыряется друзьями, как хочет.

— Для полноты картины этого достаточно. От себя добавлю, что высокий уровень тестостерона делает из человека не только лидера, но и агрессивную суку, и полигамную самку. Такова физиология. Я бы хотел написать по мотивам твоей истории рассказ в духе достоевщины. Ты не против?

— По Достоевскому получится, что нам всем надо было читать Евангелие — тогда бы такой фигни не случилось. Давай что-нибудь в стиле «Трёх мушкетёров» про «Один за всех и все за одного». Про мудрого Атоса и тупого Портоса.

— Не, твоя история не про дружбу.

— Тогда давай хотя бы в стиле «Побега из Шоушенка». Про человека, который прополз через канализацию и теперь направляется к океану.

— А куда направился ты?

— Туда, куда и вела меня моя звезда всю мою жизнь, даже пока жил в сабстве.

— Последний вопрос. Нет ли у тебя после всего этого обиды на культуру БДСМ?

— Нет. Не БДСМ сделал людей такими. Но БДСМ оказался последним прибежищем для негодяя и подлеца.