Из всех звуков в мире ему больше всего нравились её крики. О, Драко был готов часами слушать их, даже если голова раскалывалась от боли после очередной попойки или бессонницы, что стала его частой ночной подругой. И она всегда удовлетворяла его потребность в этом звуке. Конечно, Драко помогал ей, ведь крик должен идти от сердца, от скрученного болью тела и затопленного агонией сознания. Только тогда крик можно считать искусством. Поначалу она упрямилась, стискивала зубы до скрежета или закусывала губы — потом их приходилось залечивать, и он неизменно, прежде чем нанести мазь, осторожно целовал её, а после слизывал кончиком языка капли её грязной крови. Но это было давно, кажется, в прошлой жизни, а теперь она покорна и покладиста. Гермиона позволяет ему услышать свой крик.

Специально для неё Драко отвёл шикарную комнату с высокими потолками и наложенными на стены заклинаниями, чтобы звуки не пропадали, а, отражаясь от поверхностей, создавали эхо. Из мебели он предоставил ей лишь кровать. Всё необходимое Драко приносил ей сам, не доверяя домашним эльфам заботу о таком сокровище: еду, книги, предметы личной гигиены, лекарства и сиропы, избавляющие от хрипоты и боли в горле. Последнее было всегда кстати: по вечерам она часто жаловалась на боль, а её нежный и чистый голос превращался в уродливые сиплые звуки.

Драко наслаждался каждым моментом, связанным с ней. Всё начиналось с подготовки к встрече. Он выбирал инструменты, стараясь не повторяться с предыдущей встречей, ведь однообразие убивало всю красоту этих свиданий. Да и о своём кричащем сокровище Драко не забывал: её тело должно было успевать восстановиться. После он шёл в её комнату и на несколько мгновений замирал у двери, гадая, в какой позе обнаружит её на этот раз. Будет ли Гермиона лежать на кровати, нагая и бесстыдно раскинувшаяся, или же, поджав ноги, будет сидеть на подоконнике с книгой в руках? А, может, будет ходить из угла в угол, в нетерпении заламывая руки и бросая тревожные взгляды на дверь? Перед тем, как войти, он всегда стучал, хотя и Гермиона, и он сам прекрасно понимали, что стук этот не имеет смысла. У Гермионы нет права не впустить его. Впрочем, она, похоже, была уже не особо против его визитов. Заходя в комнату, Драко неизменно улыбался и произносил:

— Здравствуй, Гермиона. Надеюсь, ты дашь мне сегодня то, чего я желаю...

Теперь, после стольких месяцев плена (он терпеть не мог эту формулировку, но Гермиона упрямо называла своё проживание у него именно пленом), она не пыталась сопротивляться, орать и угрожать. Гермиона либо покорно кивала, либо бормотала себе под нос спутанные фразы, и лишь в те дни, когда состояние здоровья не позволяло ей угождать ему, она отказывалась. Драко не злился и давал ей необходимое время. А после с удвоенной силой брал то, что считал по праву своим.

Он помнил до мельчайшей детали, как забрал Гермиону к себе. Битва у Хогвартса подошла к концу, когда измождённый Гарри Поттер рухнул на колени перед Волан-де-Мортом. Раны его были смертельны, а магические силы иссякли. Он силился что-то сказать, но Тёмный лорд мигом оборвал его жизнь. Крики и вой уцелевших сторонников Поттера были чудеснее пения русалок, но Драко мог думать лишь об одном источнике криков. О той, что всего несколько месяцев назад извивалась в гостиной его дома на полу, мучимая непростительным проклятием. Волан-де-Морт же сразу, не отходя от тела поверженного врага, начал раздавать награды. Мелкую Уизли утащил себе Снейп к огромному удивлению всех присутствующих. Близняшек Патил забрал Долохов, их тупую подружку Браун отхватил Сивый. Следующей выбирать себе награду вышла Беллатриса, и Драко понял, что пора действовать. Он прекрасно знал, на кого положила взгляд его безумная тётушка.

— Мой лорд, — Драко выступил вперёд, и до сих пор он помнил, как сильно билось сердце, отдаваясь болью в грудной клетке, — позвольте мне забрать грязнокровку Грейнджер.

Беллатриса за его спиной злобно зашипела, но Драко не обратил на неё внимание. Склонив почтительно голову, он ожидал решения Волан-де-Морта. Тот, опьянённый победой, махнул рукой, и Драко, довольно улыбнувшись, направился к сбившимся в кучку проигравшим, бросив лишь мимолётный взгляд на лежащих друг подле друга родителей. Ни горечи, ни боли от их смерти Драко не ощутил. Всё это уже было не важно. Растолкав многочисленное семейство Уизли, он схватил Гермиону за плечо и потянул прочь от жалких остатков Ордена Феникса. Покрепче обхватил сопротивляющуюся Гермиону и трансгрессировал. В последний момент Драко, наслаждающийся криком своего сокровища, вспомнил гостиную, и через несколько неприятных секунд ощутил под ногами битое стекло, которое так и не убрали. Гермиона взвизгнула, и Драко, подхватив её на руки, пробормотал ей на ухо:

— Закрой глаза.

Он принёс её в одну из гостевых спален и, уложив на кровать, сказал:

— Теперь ты будешь жить здесь, со мной. Будешь хорошо себя вести — и я отплачу тебе добром. Всё, что мне нужно от тебя — твои крики.

Гермиона надменно вскинула подбородок и попыталась произнести какое-то оскорбление, но Драко тут же зажал ей рот рукой и, приблизив своё лицо вплотную к её, проговорил:

— Не стоит сквернословить. Тебе это не идёт. Я приду к тебе завтра. Если бы ты знала, как долго я мечтал об этом... Как жаждал не только услышать твой крик, но и вызвать его! Беллатриса ничего не смыслит в этом. Ей просто нравится ломать людей. Мне же нравится слушать крики, а причинение боли — всего лишь побочный продукт.

Тогда Гермиона назвала его больным ублюдком. Драко даже на миг ощутил разочарование: она ничего не поняла! Но тут же отогнал неприятные мысли прочь. Он научит её понимать красоту криков.

Самое прекрасное начиналось после того, как Гермиона давала согласие. Без этого небольшого ритуала Драко теперь не переходил к следующему этапу встречи. Ведь Гермиона отвечала ему взаимностью, разделяла его чувства и желания! Как можно пренебрегать этим и силой брать Гермиону, будто куклу? И разве будет её крик звучать так же чисто и совершенно, как при добровольном согласии?

За долгие недели Драко уже успел выяснить, что горячий воск вызывает у неё короткие вскрики, от которых в его желудке появлялась невыносимая щекотка, будто после сальто на метле. Свечи были единственным из его инструментов, что приносили ещё и визуальное наслаждение. Драко с восхищением наблюдал за тем, как зелёные и алые капли стекают на её кожу, тонкими струйками щекочут рёбра и груди, застывают, становясь второй кожей.

Совсем другие крики издавала Гермиона, когда Драко выбирал плеть или ремень. Прикрыв глаза, чтобы видеть лишь очертания тела, но не покрасневшую или рассечённую от ударов кожу, он ощущал почти физический экстаз от звуков, вырывающихся из её груди. У Гермионы был сильный и красивый голос — услада для ушей.

И очень редко, памятуя о прошлом Гермионы, Драко брал в руки кинжал. В такие дни он просил Гермиона лечь на живот и повернуть голову на бок, чтобы подушки не заглушали звуки. Закрыв глаза, он водил лезвием по её спине, вслушиваясь в каждый всхлип, в каждый судорожный вздох и вскрик.

Рано или поздно наступало опустошение. Тогда Драко откладывал инструмент и посвящал всего себя Гермионе. Заживлял порезы, охлаждал разгорячённую кожу, смазывал целебными мазями всё тело и относил в ванную. Тихо благодарил за то наслаждение, что она ему дала, интересовался её самочувствием и спрашивал, чего ей желанно на ужин. А после, укутав её в махровый халат, относил обратно в кровать, давая заслуженный отдых.

Драко хотел, чтобы так было всегда. Он уже не мог представить свою жизнь без Гермионы, и — он чувствовал это — Гермиона отвечала ему тем же. Друзья давно уже считали его чокнутым извращенцем, но Драко лишь смеялся в ответ. Какое извращение может быть в любви?

Всё оборвалось резко и неожиданно. В лаборатории, которую Драко устроил в правой части подземелья Малфой-мэнора, произошёл взрыв. Сам Драко оказался почти в эпицентре, и прибывшие через несколько секунд на место происшествия домовые эльфы обнаружили его всего в крови и без сознания. Неделю Драко пролежал, не приходя в себя, в одной из лучших палат Мунго, а когда наконец пришёл в сознание, с ужасом услышал... тишину. Ужасающая своей пустотой, она отозвалась болью в сердце. Он обещал целителям золотые горы, власть, земли, лишь бы те вернули ему слух, но диагноз был неутешительным. Никаких шансов на прежнюю жизнь у Драко больше не было.

Окончательно восстановившись, он вернулся в своё поместье. Наложив с десяток защитных чар, чтобы никто не смог его потревожить, он заперся в своих покоях, не желая кого-либо видеть. Тщетно Драко срывал голос, крушил мебель и бил по клавишам старинного клавесина — вокруг него была лишь тишина. Блёклая, уродливая и пугающая.

Порой Драко порывался пойти к Гермионе, но тут же злился на себя за этот порыв. К чему причинять и себе, и ей лишние страдания?

Гермиона пришла сама. Впервые за все месяцы пребывания здесь она покинула свою комнату. Кутаясь в простыню, она робко зашла в кабинет, где в кресле с высокой спинкой сидел Драко. Возле него кружил небольшой голубой шар, который при её приближении заалел. Драко вздрогнул и поднялся на ноги.

Они стояли друг напротив друга, и Драко знал — непонятно откуда, но знал — что и Гермиона ощущает эту гнетущую тишину. Он видел это в её глазах, читал вместе с укором за то, что забыл про неё на столько недель, видел по напряжённому телу и лёгким угрюмым складкам в уголках рта.

Гермиона протянула ему руку, и он, проклиная себя за слабость, тут же обхватил своей ладонью её пальцы. Она потянула его за собой, прочь из мрачного кабинета, по коридору к своей спальне. Возле кровати остановилась и, приподнявшись на цыпочки, осторожно прикоснулась губами к его губам. Драко ощутил её тёплое прерывистое дыхание на своей коже, почувствовал кончиками пальцев, как участился её пульс. Осторожно ответил на её поцелуй и ощутил, как Гермиона распутывает на себе простыню. Высвободив руку, она начала быстро расстёгивать его рубашку, а Драко, наклонив голову, прикоснулся губами к нежной коже шеи. Гермиона вздрогнула и подалась вперёд, желая получить большего. От одежды Драко избавился в считанные секунды, и через несколько мгновений уже нависал над лежащей Гермионой. Её кудри рассыпались по подушке ореолом вокруг её бледного лица, на котором ярко сияли глаза, глядящие на него с мольбой и нежностью. Лаская её тело, Драко всей душой мечтал хотя бы на секунду вновь услышать её голос. О, как наверное чудесно в этот миг она вскрикивает, когда он задевает особо чувствительные места на её теле, как восхитительно всхлипывает от предвкушения и как тихо молит его о большем.

Драко ничуть не удивился, когда на глазах Гермионы появились слёзы, а на простыню упали капли крови. Подхватывая слезинки губами, он тихо зашептал успокаивающие слова и замедлился, давая ей привыкнуть к новым ощущениям.

Они наслаждались друг другом, пока не достигли вершины. И, глядя на вздрагивающую от наслаждения Гермиону, Драко ощутил, как тишина наполнилась криком.