Часть 1

Зачем я это пишу? Не для того, чтобы спросить совета или надеясь на помощь. Просто поделиться, рассказать свою историю. О том, как мужчина способен бросить всю свою жизнь к ногам женщины. О том, как красивая, холодная и бессердечная красотка может сломать и растоптать каблучком молодого человека. Превратить его в тряпку для вытирания ног. В шлюху. В подстилку. Два года назад я ни за что бы не подумал, что это произойдет со мной. Но у каждого своя судьба...

Представьте себе современную, независимую, преуспевающую женщину. Бизнесвумен. Стройную, спортивную и в то же время невероятно сексуальную. Настоящую Стерву. Когда мы познакомились, ей было тридцать два. Она блондинка. Внешность? Классическая. Вспомните хотя бы Шарон Стоун в «Основном инстинкте». Это прекрасное холодное лицо, и в особенности глаза... Спокойные, улыбающиеся и порочные. Такой была Анжела. Моя любовь. Не первая, но наверное, последняя. Не знаю, смогу ли я еще кого-нибудь полюбить после того, как побывал у нее в рабстве.

Я был таким же, как все. Только чуть-чуть талантливее, говорю без ложной скромности. Поэтому и искал девушку, не похожую на всех. Но я так и не встретил ее до двадцати восьми, когда стал работать у Анжелы в офисе. У меня было два диплома. Мне говорили, что из меня выйдет первоклассный менеджер. В ближайшие годы я, вероятно, мог бы открыть собственный бизнес. Вместо этого я стал рабом. Шлюхой своей хозяйки.

Как так получилось? Наверное, объяснять не надо. Я думаю, что у каждого мужчины в жизни бывает такая женщина. Та, которую хочешь больше всего на свете. О которой понимаешь, что она – единственная. И которую почти никогда не получаешь. О которой мечтаешь издали, а потом вспоминаешь с тоской – в постели законной жены.

А если ты упорно добиваешься ее, несмотря на все препятствия – то платишь очень высокую цену. И всё равно не можешь удержать её надолго. У хорошей стервы много рабов. Можно ли победить её, подчинить себе? Вряд ли. Если только разве каждый день бить её плёткой, без жалости полосовать её тело жестокими ударами. До крови, до потери сознания. Так, как это она делала со мной.

Она поймала меня в капкан. Она завлекала меня обычными приемами, как все красотки ее возраста. Многозначительный взгляд, небрежные жесты, задравшаяся юбка, полуоткрытый вырез, через который видно грудь без лифчика. Доверительные беседы в ее кабинете. Я долго сдерживался, приказывал себе смотреть на нее бесстрастным взглядом. Может быть, и удержался бы, но она, почувствовав это, пошла дальше. Она позволила мне провести с ней ночь, а потом еще и еще. Эти ночи разделили мою жизнь на прошлую и настоящую.

Её квартира. Прекрасно обставленная, мягкая мебель, толстые ковры, зеркала. Сейчас её квартира стала моим домом. Вернее, моей золотой клеткой. А тогда я проводил в ней лучшие часы моей жизни. Когда мы были на равных, и я еще чувствовал себя мужчиной. И мог называть свою возлюбленную по имени: «Анжела». Или «Анжелка», как ее звали подруги. О наших безумных ночах, после которых я чувствовал себя выжатым как лимон и в то же время невероятно счастливым, я рассказывать не буду. Это – мои прекрасные воспоминания. За которые я цепляюсь памятью в те минуты, когда она бьет меня хлыстом по заду, и я, извиваясь от ужасной боли, не могу произнести ни слова, ни даже кричать через кляп, которым Моя Госпожа вставляет мне в рот. Впрочем, обо всем по порядку.

С чего всё началось? Может быть, с того, что она привязала меня к кровати. Она всегда любила быть сверху во время секса. Но тут я не возражал. Ей так хорошо удавались все постельные игры. Она возбуждала меня руками и губами. Делала мне минет еще до того, как я впервые предложил ей куннилинг. Она действовала языком, как профессиональная проститутка. Впрочем, я знал: чтобы стать бизнесвумен, Анжела должна была переспать со многими «нужными» людьми. Старалась ли она теперь взять реванш? Не знаю. Но ведь я не пытался использовать её! Наоборот. Теперь я немало старался сделать даром, не выпрашивая никаких подачек и не ожидая большой премии в будущем. Да и зачем? Мой мир теперь умещался в её постели.

А может быть, началось не с этого. А просто она увидела, что я в неё влюбляюсь. Через две-три недели наших отношений я называл её в мыслях «любимая». А кем был для нее я? Почти несомненно, просто туалетной бумажкой. Но она не выбросила меня, когда использовала. Она взяла меня в рабство. И я до сих пор не знаю, проклинать мне судьбу – или благодарить её.

Итак, она привязывала меня за руки к изголовью кровати. Потом садилась на мой член и начинала скакать. Я получал огромное удовольствие, и вскоре мы перестали заниматься сексом в обыкновенных позах. Потом она стала привязывать и мои ноги, так что я был растянут и абсолютно беспомощен. Дальше – больше. Мы уже начали играть в Госпожу и раба. Пока только играли. Она не спешила. Она видела, что у меня достаточно гордости, чтобы пытаться сломать её сразу. Сначала я лизал у неё со связанными за спиной руками, стоя на коленях. В следующий раз она приказала мне поцеловать её туфлю. В другой раз я прислуживал ей голым за столом. Это было для меня уже на грани, но я надеялся, что придет время, и мы поменяемся ролями. Каким же я был дураком! С каждым днем я зависел от неё все больше. И всё больше мне нравились наши игры.

Первая порка. Понимаете ли вы, что это значит? Я сам напросился на это. Я действительно подвел её, не помню точно, по какому поводу – не пришел вовремя на важную встречу. По совершенно объективной причине. Но она была рассержена. Она дулась на меня весь вечер, я хотел загладить свою вину. Вечером, переступив порог квартиры, я сразу же встал на колени перед ней. Я просил простить меня. Хорошо помню этот момент. Анжела в элегантном костюме, полуобернувшись, внимательно смотрит на меня сверху вниз, чуть прикрыв глаза. Я – на коленях, на коврике. В пиджаке, в галстуке, мы ведь только что вернулись из того, другого мира, где я – не раб, а напротив, уверенный в себе молодой человек. Ее губы, накрашенные розово-красной помадой, приоткрываются, я слышу ее негромкие слова: «Ты должен быть наказан, раб». Я соглашаюсь. И слышу фразу, в которой впервые она произносит своим мелодичным голосом слово: «Порка». Да, да, конечно! Делай со мной все, что хочешь, моя Госпожа, все, чего я заслуживаю! Я искренне говорю это, мне не хочется, чтоб ее настроение оставалось таким весь вечер и особенно ночью.

Помню её улыбку, когда она приказала мне встать. Только после ужина состоялось первое в моей жизни наказание. Больно не было, наоборот – я испытал блаженство. Она отстегала меня лифчиком, который только что сняла. Сперва она разделась до нижнего белья, потом велела мне снять с себя всю одежду. Потом она связала мне руки за спиной. Поставила на колени посреди комнаты. Глядя, как она расстегивает лифчик и, оставшись в одних трусиках, приближается ко мне, я испытал сильнейшую эрекцию. Кровь прилила к лицу, к голове. Анжела поднимает руку и стегает меня по обнаженной груди. Снова и снова. А я любуюсь ее великолепным почти полностью открытым телом, изумительной кожей, чуть-чуть влажной от пота. Разве это наказание? Да это же подарок, великолепная сексуальная игра! Она хлещет меня спереди, потом заходит сзади, несколько ударов приходится на спину, несколько – на задницу. Потом снова она спереди, и один раз попадает мне по губам. Единственный раз, когда больно. И тут я не выдерживаю, кончаю. Вам случалось кончать без контакта с телом партнерши и без помощи рук, просто от возбуждения? Можете себе представить, до чего я был разгорячен.

Я был готов благодарить Анжелу снова и снова. В ту ночь я вылизал у нее несколько раз, доведя ее до высшего пика наслаждения. Минет она мне давно уже не делала. Впрочем, я и не просил. Но теперь в наши отношения вошли телесные наказания – и это уже смущало меня не на шутку.

Как раз в это время она познакомила меня со своими подружками. Вернее, показала меня им. Они уже знали, что я жертва, будущий раб. Подруги ее были похожи на нее, такие же супер-леди, покорительницы мужчин. Чего я не знал – что они были лесбиянками. Все или почти все. Одну из них я знал раньше: это была Алла, ее лучшая подруга. Другие – это Лара, Марина и Катя. Вот с одной из них, а именно с Ларой, у меня начались сложные отношения. Она была старше Анжелы, чуть-чуть больше «в теле», с пышными темными волосами. Я не устал от Анжелы, но хотелось разнообразить... Мы познакомились поближе, пофлиртовали. Я пригласил ее в ресторан. Дело шло успешно, но я не знал, что наши встречи не были тайной, а наоборот, все пятеро следили за моими усилиями. Лара рассказывала им про всё. Когда роман подошел к логической черте, Лара просто сдала меня своей подруге. Она рассказала обо всем, когда мы были в компании, дома у Аллы. Меня выставили на смех, но главное было еще впереди. Анжела заявила, что больше не хочет меня видеть. Я испытал ужас, я молил о прощении, хотя «преступление» еще не было совершено. Анжела была непреклонна. На работе она вела себя, как всегда. А я поставил целью вернуть её любовь. Так продолжалось целую неделю, наконец она изложила свои условия. Я становлюсь рабом – не в шутку, а по-настоящему отдаю себя в её распоряжение, позволю ей наказывать себя, как она считает нужным, буду выполнять любое её распоряжение.

Я был готов на всё. За эту неделю, без неё, я чувствовал, что весь мир опустел. Но она сказала, что возьмет меня в рабы не сейчас, а через три недели – в день её рождения. Так что я с трудом дождался того дня, когда она надела на меня ошейник.

За прошедшие три недели я окончательно сделал выбор. Я понял, что пока – может быть, не навсегда – я не смогу отказаться от Анжелы. И мне придется ей подчиниться. День рождения был, разумеется, шумный, со множеством гостей. Ей дарили подарки, и одним из подарков был я. А для меня подарком был ошейник раба, лежавший в её комнате, на столе. Когда гости ушли, остались подруги. Анжела сказала, что поскольку подруги знают о моем преступлении, они должны знать и о наказании.

Она раздела меня догола. Обычно она приказывала, и я раздевался сам. Но теперь было другое. Я стал её рабом, её собственностью. И она раздевала меня, как будто снимала обертку с подарка. Стоя перед ней, такой прекрасной и такой сексуальной, в её руках я чувствовал себя беспомощным. Я физически ощущал свою покорность. Я боялся сделать неверное движение, чтобы она не разозлилась и не выгнала меня. Я уже стоял голый в их обществе, а думал только об одном – как бы понравиться Анжеле, чтоб она осталась довольна. И успокоился только тогда, когда Анжела торжественно, под аплодисменты своих подружек надела на меня ошейник раба.

Собственно, в этом и заключалась церемония. Ещё мне пришлось в присутствии подружек встать перед ней на колени и, моля о прощении, целовать ей туфли. После этого Анжела объявила, что я с сегодняшнего вечера – её личная собственность, что она имеет право использовать меня в сексе, как захочет, а я не имею права просить ничего, кроме того, что придумает она сама. И что поскольку я – просто раб, она может позволить мне ублаготворить, например, любую из своих подружек. Это не будет считаться изменой, так как я – вещь, которую она даст напрокат. Я был немного удивлен этим, и опять-таки возбужден. Я стоял на коленях и моё лицо горело. Анжела была великолепна в своем умении строить отношения. Если бы она в этот же вечер, и в присутствии своих подруг, например, трахнула меня в зад искусственным членом, как это произошло немножко позже, то я наверняка не сдержался бы и ушел, порвав с ней отношения. Но она очень тонко понимала психологию. Даже наказала она меня, когда все подруги ушли. Она взяла плеть, купленную специально для раба. Приковала наручниками и отхлестала плетью по заднице. Это была уже нешуточная боль, я стонал и старался сдерживать голос, но в то же время был счастлив. Я считал, что Анжела бьёт меня потому, что ревнует к подруге. Значит, я для нее не безразличен. И это придавало мне стойкости, а наказание обрело для меня наслаждение.

Спали мы уже не в кровати. Она велела мне лечь на диване, в углу комнаты. Не снимая ошейника. Наутро уже не она, а я приготовил кофе и завтрак. Теперь я должен был заниматься работами по дому. Вскоре Анжела уволила прислугу. А в то утро она приказала мне, не одеваясь, надеть передник и осваивать работы по дому. Впервые в жизни я играл женскую роль. Делал я всё неумело, я не привык, чтобы в доме была такая чистота и порядок. В зеркалах я видел свой зад с красными следами от плетки. Тогда я очень сильно засомневался, не оставить ли мне эту игру.

Но я уже слишком сильно втянулся. Мой трепет перед Анжелой усиливался пропорционально тому, как я думал о ней как о своей Госпоже. Теперь главным было, понравится ей мое поведение или нет. Когда она вернулась – и все следующие дни – я ловил её жесты, движения ее пальцев, старался угадывать её движения. Она больше не обращалась со мной как с равным. А я, чем больше привыкал смотреть на нее снизу вверх, тем больше меня возбуждало именно это. Сексуальное желание приковывало меня к ней надежней всякой цепи. Через несколько недель я стал послушным слугой, я выполнял всё, что она ни требовала, я соглашался на новые унижения, лишь бы она не пыталась от меня избавиться.

Анжела обзавелась хлыстом. Вас когда-нибудь били чем-нибудь, похожим на хлыст? Боже, какая боль! Конечно, я уже не мог сдерживать крика. Анжела не щадила меня, а рука у неё была сильной. Она в это время уже начала заниматься спортом. Поэтому, чтоб моих криков не было слышно, она затыкала мне рот кляпом. Ещё одно унижение. Резиновый кляп в виде шара. Но я был за него благодарен: мне уже не приходилось сдерживаться. Анжела порола меня и за провинности, а их в работе по дому находилось предостаточно, – и просто срывая на мне своё плохое настроение. Я был рад, когда это случалось, мне хотелось сделать ей приятное. Раньше, в прежней жизни, так тоже бывало: тогда, чтобы улучшить её настроение, я вылизывал у неё. Но теперь она предпочитала порку.

Она перестала называть меня по имени, и мне запретила произносить её имя. Только «Госпожа», или «Хозяйка». Обращаться к ней мне разрешалось, только встав на колени. Впрочем, она не хотела, чтобы я её часто беспокоил. Теперь, если я выполнял все её команды и больше не интересовал её на этот вечер, то она привязывала или приковывала меня в одной из комнат и как будто забывала о моем существовании.

Часто она делала так и днем. После обеда, приказав мне раздеться, она приковывала меня к кровати, за руки и за ноги. И уходила. А я лежал, беспомощный и растянутый, не в силах пошевелиться. Не мог даже мастурбировать. Эти «сеансы», я думаю, больше всего другого позволили мне до конца примириться со своей рабской участью. Лежа или стоя, привязанный или прикованный, я думал о Ней. Я вспоминал её тело, ее лицо, ее слова, ее жесты и движения. До мельчайших деталей. Я думал о том, чем Анжела может заниматься сейчас. Нет, я не об этом. Я давно уже не ревновал. Как может раб ревновать свою хозяйку к свободным мужчинам? Я думал о том, вспоминает ли она меня. Я мучался мыслями, значу ли я для нее хоть что-то. Я все больше и больше думал о ней как о недосягаемой королеве, как о смысле моей жизни. Я боготворил её.

Вечером, под ударами хлыста, я иногда вспоминал о своем достоинстве. И принимал решение покончить с этим. Просто уйти. У меня вся жизнь впереди, а я провожу ей под каблуком этой стервы? Меня ничто не держит. Но это были только мысли. Анжела отдавала мне новый приказ – и я уже думал лишь о том, как бы его исполнить. А приказы становились все более изощренными. Целование туфель Анжелы стало для меня привычным действием. Теперь она часто требовала облизывать её обувь, даже ту, в которой она приходила с улицы. Хорошо, что не подошву. Я ей прислуживал полуголым, у меня было несколько костюмов, все в садомазохистском стиле. Ошейник я снимал, только когда мы выходили на улицу. Но это было не часто. В офисе я почти перестал появляться. И работа уже не занимала моих мыслей. Ведь я стал слугой. Или вернее, служанкой. Никак не решусь рассказать о самом позорном.

Да, довольно вскоре Анжела осуществила свой проект – отдавать меня своим подругам для сексуальных услуг. Я надеялся, что хоть с ними по-прежнему буду чувствовать себя мужчиной. Но они почти ни разу не занимались со мной обычным сексом. Я был нужен им для оральных ласк. Я вылизывал у них по отдельности – на их территории, и всем поочередно – на квартире у Анжелы, или там, где они собирались. Мне вообще-то всегда это нравилось. Я умел доставить женщине удовольствие языком. Вскоре я безошибочно различал по запаху и вкусу с завязанными глазами: это киска Аллы, эта – Марины, эта – Лары. Кажется, именно Марина впервые захотела, чтобы я не просто вылизал ей киску, но и попробовал её мочи. Я отказался, и вечером Марина потребовала наказания непослушного раба. Анжела, конечно, была с ней согласна. Меня выпороли на глазах у всех. Сначала – Анжела, затем – Марина. Били без пощады. Мой зад был покрыт красными вздувшимися полосами. Потом Анжела приказала мне попробовать мочу Марины. На глазах у всех своих подруг. Я стоял на коленях. Марина помочилась в красивый фужер. Я должен был выпить из него. Мне казалось, что такое будет не под силам. Но мне не пришлось пересиливать себя. Мне понравился вкус женской мочи. Наверное, если бы Марина не была столь сексапильной, мне бы это было не под силу. Меня похвалили.

С тех пор девушки часто использовали мой рот в качестве унитаза. Я мог различать их даже по вкусу мочи. Конечно, мало-помалу мне и это начало нравиться, как и все прочие унижения, к которым приучала меня Анжела. Моя Госпожа. Моя Королева. Позже, уже не публично, она приказывала мне даже пробовать её испражнения. Это было уже после того, как она ввела в практику вылизывание её задницы. Точнее говоря, ануса. Для этого она садилась мне на лицо. Иногда, кстати, я должен был помогать ей подмываться в туалете. Ей теперь часто было лень делать простейшие вещи. Зачем самой, когда есть покорный раб? Но тем не менее я зависел от нее, а не она от меня. Что касается испражнений, то я употреблял его двумя способами: намазывал на хлеб – или вылизывал её попу после туалета. Тут, конечно, мне было противно, и я с трудом сдерживал тошноту. Хорошо, что Анжела не злоупотребляла этим.

Наконец, главное. Как я стал шлюхой. Всё это время (а прошли уже многие месяцы) я все-таки чувствовал себя мужчиной. Рабом красивой стервы, бесконечно унижаемым, но все же мужчиной. Который еще может рассчитывать вернуть себе прежний статус. У Анжелы были другие планы. Когда она принесла с собой искусственный член и положила на видное место, я понял, какое превращение мне предстоит. И опять же: я мог бы отказаться. Просто одеться, открыть дверь и уйти. Навсегда, конечно. Но не очень большая плата за то, чтобы остаться уважающим себя человеком. Почему она сразу не предложила мне? Я бы отказался. Но сразу она не предложила. Она дала мне время. И чем больше я думал о том, что сегодня мы будем заниматься страпон-сексом, тем меньше ужасного и невозможного находил в этом. Ведь я лизал зад Анжелы, она мочилась мне в рот. Что особенно нового в том, что она попробует со мной еще и это?..

В общем, она раздела меня. Поставила на колени. Она улыбалась. За то, что она так смотрит на меня, я всегда был готов на многое. Мы разговаривали, как обычно. Я голый, в ошейнике. Она в легкой блузке, в юбке с разрезом. О чем разговаривали, не помню. Одну только её фразу. Вопрос: «Хочешь стать моей шлюхой?» Я задрожал. Я должен был согласиться. Но я не просто согласился. Я сказал: «Да». То есть я сказал, что хочу стать любовницей своей подруги. О чем еще говорить?

Она трахнула меня. Она овладела мною, как женщиной. Я всегда не любил голубых. Не понимал, как они могут этим заниматься. Поэтому мне было вдвойне мерзко, что меня поимела через зад бывшая моя девушка. Бывшая: теперь я стал её девушкой. Её шлюшкой. Если б она меня при этом не приковала, я бы не выдержал. Но я был беспомощен, и мне некуда было бы деваться. К тому же она была внимательна. Она не поскупилась на смазку, и фаллоимитатор в моем анусе двигался взад-вперед достаточно легко.

Мне почти понравилось. А она была довольна. И сейчас, когда она занимается со мной страпон-сексом, она делает это с удовольствием. Почему? Не знаю, и не смею спросить у нее. Да и зачем шлюшке задаваться такими тонкостями? У меня другие проблемы: как ублажить свою Госпожу. Как поддерживать с ней беседы, чтоб ей не было скучно. С тех пор, как я стал шлюшкой, содержанкой, если хотите, Анжела (я надеюсь) и воспринимает меня как свою подружку. Зависимую, подчиненную подружку – и все же... Теперь мы снова спим в одной постели. Правда, теперь уже только она укладывает меня в постель. Инициатива с моей стороны почти невозможна. Анжела трахает меня только тогда, когда ей хочется самой. И даже разрешает целоваться с ней. Но обычно я стою в постели в «женской» позе, а она имеет меня сзади. Потом она снимает фаллоимитатор, ложится рядом и засыпает. Мне разрешено обнимать ее ночью.

Конечно, излишне говорить, что все подруги Анжелы поимели меня вслед за ней, и не по одному разу. Теперь им никогда не бывает скучно в компаниях: у них есть шлюшка, с которой можно развлекаться как угодно. В один из вечеров кому-то пришла в голову мысль переодеть меня в женскую одежду. Этим они занимались целый вечер. Подбирали для меня трусики – достаточно большого размера, чтобы в них уместился напряженный член, прозрачные чулки, лифчик – его чашки набили чем-то, так чтобы грудь походила на женскую. Потом занялись моим макияжем. Мне пришлось учиться красить губы. Даже нашли парик и надели на меня. Им очень понравилось. Катя сказала, что из меня вышла потрясающая шлюха, и наверное, не просто делала мне комплимент. Если бы я был чересчур мужественным, в женском наряде я выглядел бы не так красиво.

Это было почти год назад. С тех пор женская одежда стала для меня обычным явлением. Я заметил, что Анжеле очень нравится играть «мужскую» роль. Она даже стала носить брюки и низкие каблуки. Хотя она сейчас все так же сексапильна и очаровательна. Её дела идут превосходно. Она энергична, уверена в себе. Еще бы: у нее есть шлюха-рабыня для личного пользования – то есть я. Она может унижать меня, а может быть со мной в дружеских отношениях. Но я своего места никогда не забываю.

Правда, я тоже изменился. Я растерял все свои деловые качества. И слишком привык чувствовать себя любовницей. Я научился вести себя слегка по-женски. Я теперь умело накладываю макияж каждый день (вот и сейчас я пишу это с помадой на губах, с накрашенными ресницами, с мокрыми после завивки волосами). Да, парика я больше не надеваю. Я просто отпустил волосы. Уверенно хожу на каблуках. Раньше это было забавой для всех подружек Анжелы. В постели я научился стонать по-женски, Анжеле это доставляет большое удовольствие. Она теперь реже унижает меня. Покупает мне золотые украшения. Я больше не работаю. Иногда, сидя в кресле в короткой юбке, закинув ногу на ногу, я вдруг как будто смотрю на себя со стороны. И меня охватывает ужас: до чего я скатился? Но долго не размышляю. Анжела думает и решает за меня. И это приятно – быть просто шлюшкой и ни о чем не заботиться.

Кажется, соседям уже известно, какие у нас отношения. И Анжела все чаще берет меня с собой в свой закрытый БДСМ клуб. Мы выходим из дома ночью, едем на машине с темными стеклами, выходим снова без яркого освещения. Меня не узнавали пока что. Но я думаю, долго этого не скроешь. Скоро об этом узнает весь город. И я понимаю, что этот позор будет преследовать меня всю жизнь. Но пока я не в силах расстаться с любимой. Вот и теперь я с затаенным трепетом жду её возвращения. Пытаюсь угадать, в каком она настроении. Видимо, такая моя судьба – быть шлюшкой прекрасной Стервы.

Часть 2

Хочу продолжить свою исповедь. Так мне становится легче. Всё-таки по большому счету мне не с кем поделиться. Бывшим приятелям не расскажешь: они нормальные ребята и не поймут. Как им объяснишь, почему хороший парень, как я, наплевал на свою жизнь и карьеру и сделался шлюшкой у своей начальницы? Как объяснишь, почему я позволяю не только моей Госпоже, но и четырем её подругам ставить меня на колени, трахать в задний проход страпоном, пороть ремнем, плеткой или хлыстом? Нет, ЭТО поймут только такие же, как я. Смесь боли и наслаждения, позора и гордости. Да, в какой-то степени и гордости: ведь я пожертвовал ради своей любимой не только карьерой, подарил ей не только свое тело, но и свою честь. Я служу своей Даме так, как это только возможно. А разве приносили такие великие жертвы в средние века благородные рыцари? Мда... Так что не судите меня слишком строго, поборники нравственности!

В прошлый раз я рассказал всю историю наших отношений с Анжелой. О том, как я постепенно стал её рабом. Сегодня хочу рассказать лишь об одном дне из моей жизни. Впрочем, не совсем заурядном дне, хотя бывали и более насыщенные. Анжеле и её подругам захотелось оттянуться. Не то чтобы устроить маленькую оргию – наоборот, просто понежиться на лоне природы. Но как всегда, меня взяли с собой для развлечения, и на этот раз решили устроить мне коллективное наказание.

Подружки Анжелы, девушки из богатых семей – Алла, Марина, Лара и Катя – теоретически имели на меня такие же права, как и моя Хозяйка. Анжела разрешила им пользоваться мной для стандартного секса, употреблять мой язык для вылизывания, пороть меня за провинности и забавляться со мной с помощью дилдо. На практике, конечно, я был все же «Анжелкиным мальчиком», жил в её квартире и прислуживал именно ей. Часто она одалживала меня той подружке, которая приходила к ней в гости. Иногда одна из них звонила Анжеле и жаловалась на скуку. Анжела вызывала такси и отправляла меня по соответствующему адресу. Честно говоря, мне эти вызовы нравились. Правда, Марина и Лара были обращались со мной жестоко, но Алла и Катя были снисходительнее, чем сама Анжела, а кроме того, я там чувствовал больше внимания к себе, чем у Анжелы, для которой я постепенно становился частью квартирной обстановки.

Но если я был нерасторопен, плохо справлялся с домашними обязанностями или не мог, несмотря на все старания, довести подругу Анжелы до оргазма, то меня наказывали по всей строгости. А в тот день, о котором хочу рассказать, подружки решили сложить свои претензии сообща, чтобы устроить совместную порку – такого они давно уже не затевали.

На воскресенье им захотелось съездить в загородный дом, принадлежащий родителям Анжелы. Участок находился на берегу речки, рядом был прекрасный лес, дом стоял уединенно – в общем, лучшего места для экзекуции не найти. Было решено, что с раннего утра Алла поедет первой, а я – в её машине, чтобы прибрать в доме и быстро подготовить его к приему гостей.

И вот я сижу рядом с Аллой в её бордовом «Форде». Она ведет машину быстро, уверенно, и поддерживает беседу так, словно бы её ничего не отвлекает. Я одет как обычно – рубашка, джинсы, о моем статусе напоминает лишь кожаный ошейник. И разговаривать она мне позволяет с собой на равных. Алла вообще мне нравится. У нее длинные черные волосы, молочно-белая кожа, темно-синие глаза и полные губы, как у Зеты-Джонс. Она, по-моему, втайне жалеет меня. Ей очень нравится, когда я вылизываю у нее, когда ласкаю её тело. Если она наказывает меня плетью, то всегда делает это вполсилы. Кто знает, может быть, с ней я был бы более счастлив, чем с прекрасной, но холодной Анжелой. Однако судьба распоряжается по-своему. Как часто видишь перед собой прекрасную женщину, смотришь на неё с восхищением, как на греческую статую, но падаешь к ногам другой – сексапильной стервы, к которой тебя неудержимо тянет физически. Увы!

Вот мы и приехали. У меня много дел. Во-первых, быстро подготовить завтрак для пятерых (я обязан довольствоваться объедками, это не всегда, но в тот день, когда ожидается наказание –обязательно). Во-вторых, подготовить розги для сегодняшней экзекуции. Каков будет приговор, я не знаю – девушки устроят суд, который и определит число ударов. А поэтому должен заготовить как можно больше свежих прутьев и положить их мокнуть. Всё это я делаю быстро и торопливо, а в то же время Алла, которой делать почти нечего, наслаждается красотами природы и кажется, не прочь заняться со мной любовью. Точно, немного погодя она начинает подзывать меня, отдавая новые приказания. Потом начинает поглаживать свое платье между ногами. И вот я слышу: «Иди сюда». Бросаю все дела. Алла уже смотрит на меня порочным взглядом. Она стоит в двери, выходящей на крыльцо. Возможностей, что нас кто-нибудь увидит, минимум. Впрочем, Алла никогда не стесняется. Обо мне речи вообще не идет, я всего лишь шлюшка.

Мне надо сообразить, что ей понравится больше. Лучше всего начать с куннилинга, поэтому становлюсь перед ней на колени, ныряю под подол её платья и касаюсь лицом бедер. Так и есть, трусы она уже сняла или их вообще не было. Касаюсь губами киски. У меня тут же встаёт, я должен полурасстегнуть брюки. Вот так. Начинаю целовать и лизать её срамные губы. Запах из влагалища очень сильный, Алла не очень чистоплотна, но мне именно это нравится. Я с наслаждением облизываю её щель. Алла громко стонет, потом стягивает с себя платье, лифчик на ней остался, а в остальном она вся голая. Алла прислоняется спиной к деревянной стене, наверное, ей не очень удобно, но она ловит минуты кайфа, я лижу, стоя на коленях, и так она кончает. О-о-о-о... Я слизываю и глотаю её соки. Спасибо, моя прекрасная леди!

Она благодарна мне тоже и за усердие удостаивает меня высшей чести: мне разрешено трахнуть её! Впрочем, «трахнуть» — слишком грубое слово: заняться с ней любовью. Только так. Алла любит меня за то, что я с ней нежен и стараюсь доставить ей удовольствие, не думая о себе. Мы с ней целуемся – губы в губы, несмотря на то, что я только что вылизывал ей, мы обнимаемся и долго растягиваем удовольствие. Поэтому-то я и лишаюсь заслуженного оргазма – на улице звук мотора «Мерседеса» моей Госпожи. Алла кончает в тот момент, когда подруги одна за другой переступают порог и видят нас, почти голых, разгоряченных и стонущих. Я не имею права кончать с другой в присутствии моей Анжелы, поэтому нажимаю себе пальцем на точку между яйцами и анусом, сдерживаю себя и на прощанье целую руку Аллы. Всё.

Теперь у меня нет ни минуты отдыха: то одной, то другой красотке необходимо услужить. А дом большой, не современный – родители Анжелы построили его еще в советское время. Многое приходится делать вручную. Подруги переодеваются, чтоб идти купаться, я должен им помогать. Меня они не стесняются, я ведь ничтожный раб, они раздеваются при мне догола, я помогаю им застегивать купальник, складывать одежду и т.п. Чуть замешкался – пощечина. На этот раз мной была недовольна Лара, которой я помог расчесать её пышные волосы, но действовал при этом не так нежно, как она хотела бы. Лара сказала, что я ублюдок, и что никакая порка меня не исправит. Алла за меня слегка заступилась: мол, ничего, мальчик у нас старательный, у него хороший язычок. Тут вмешалась Марина – она всегда любит меня унижать. Марина – профессиональная модель, высокая, коротко стриженая блондинка, это про таких говорят: «ноги от ушей растут». Марина сказала, что вообще не понимает, как можно этого мальчика к себе подпускать и тем более с ним целоваться:

— Он своим язычком нам всё повылизал, у него рот такой грязный, а ты его целуешь. Его только трахать можно. Ну-ка, ты, придурок, встань раком!

Это было сказано уже не подруге, а мне, я конечно поспешил выполнить приказ, и поспешно спустил штаны, пока Марина искала в своих вещах фаллоимитатор. Я, стоя низко наклонившись над столом, все-таки угадывал её движения, и когда она надела фаллос на себя, я стал умолять использовать смазку, мне ужасно не хотелось, чтобы она делала это насухую, ведь мне еще предстояла порка. Марина уступила, вероятно, не по моей просьбе, а из уважения к моей Хозяйке. Зачем зря портить чужую собственность? Марина взяла меня за бедра и вдвинула член глубоко в мой зад. Я застонал. Девушки обернулись и стали наблюдать. Хорошо, что смазки было много, фаллоимитатор двигался в моем заднем проходе взад и вперед достаточно легко, но Марина делала это грубо, ведь единственной целью было моё унижение. Я старался сосредоточиться на ощущениях внутри себя, и терпел, когда бывало больно. Терпи, говорил я себе, ведь тебя трахает не кто-нибудь, а блондинка с подиума. Марина сношала меня не очень долго, и когда я застонал погромче, остановилась и вынула из меня дилдо, швырнув его на пол. Мыть его, конечно, должен был опять-таки я.

— Пойдемте купаться, девочки! – крикнула Анжела уже с улицы.

— А с этим твоим идиотом что делать?

— Ведите его сюда. Я тут кое-что придумала. Пусть разденется догола, кроме ошейника.

Анжела намеревалась устроить суд ближе к вечеру, а пока что привязать меня к столбу во дворе на два-три часа. Когда мы вышли во двор, Анжела велела мне встать на колени и поцеловать ноги каждой из них. Они уже были в купальных тапочках, и я целовал им пальчики на ногах. Когда ритуал закончился, меня подвели к столбу, прислонили спиной и ягодицами и крепко притянули кожаными ремнями. Анжела использовала их для того, чтобы привязывать меня в любом месте, где ей хотелось наказать меня. Анжела посоветовалась, вставлять ли мне в рот кляп в виде резинового шарика. Алла посоветовала вставить – её хорошее настроение испортилось, она была зла на Марину за её слова, но и на меня тоже. Таким образом, они пошли купаться, а я остался в этой унизительной позе. Мои руки были сведены за спиной и связаны в запястьях позади столба, плечи выгнуты назад, но по большому счёту такая поза меня не слишком тяготила. К тому же я стоял в тени дерева и рассчитывал, что за несколько часов солнце не успеет передвинуться. В общем, оставалось расслабиться и получить удовольствие.

Почти ничего не слышно, кроме щебетания птиц. Издалека доносятся смех, крики и взвизги купающихся подруг. Итак, я стою голый, привязанный, прохладный ветер обдувает мое тело. Понемногу начинаю ловить кайф. Само чувство, что ты беспомощен, не можешь пошевелиться и будешь стоять здесь до тех пор, пока полуголая, с мокрыми волосами и холодной кожей красотка не придет и не освободит тебя – это особое, утонченное наслаждение... Неприятно только, что во рту резиновый шар, он мешает двигать языком, а иногда слюна стекает изо рта. Но и с этим можно смириться. Я свободен даже от чувства стыда. Мне на всё плевать. Иногда у меня даже возникает эрекция, потом снова исчезает. Я жду. Руки и ноги затекают, но терпеть можно. Анжела, ты вспоминаешь обо мне? О, моя Анжела, взгляни на меня, посмотри, на что я пошел ради тебя, что я терплю ради тебя, ради тебя одной...

Девушки возвращаются. На меня они почти не обращают внимания, кроме Кати. Она моложе своих подруг и не имела раньше тяги к садизму: Анжела познакомилась с ней в лесби-клубе, соблазнила и научила многому. Катя совсем обычная девчонка, студентка вуза, но без одежды она тоже смотрится как секс-бомба: большая грудь, аппетитная попка, влажные темные глаза. Она до сих пор немножко стесняется, когда я лижу ей. Сейчас она улыбается мне. Я не могу сделать то же – кляп мешает. Но мой член поднимается, когда я смотрю на её бикини, которое открывает почти всё. Катя улыбается, отворачивается. Потом отходит, и немного погодя возвращается: Анжела разрешила ей освободить меня. Я целую катину руку, а она разрешает мне коснуться губами еще и своей ляжки. Но дальше дело не идет. Лара зовет меня за собой в туалет: я должен помочь ей вытереть задницу. Поскольку туалет допотопный, ей самой неудобно это делать. Пока я подтираю её задний проход, бумажка за бумажкой, успеваю испачкать свои ноги и руки. Когда я выхожу следом за ней, Лара смотрит на меня с отвращением. А я, выполняя приказ за приказом, лишь через полчаса успеваю сбегать на реку и помыться. Вот это – моё купание. Впрочем, дома, на правах шлюхи, я буду лежать в огромной ванне, в мыльной пене, и смогу расслабиться, а пока что впереди главное – порка. Подружки закусывают, я прислуживаю за столом, и уже чувствую растущее возбуждение.

Но мне снова приходиться ждать: девушки решают часа два поспать в большой спальне. Они раздеваются догола, расслабляясь, выставив на всеобщее обозрение свои киски – у одной волосатая, у другой аккуратно подстриженная, у третьей гладко выбритая... Моя задача – отгонять мух. Я делаю это с большой старательностью, и через два часа заметно утомляюсь. Так что девушки после сиесты выглядят свежими и полными сил, а я вымотан и вполне готов для наказания.

Наконец, суд. Обстановку нельзя назвать торжественной, но свою власть надо мной они дают прочувствовать в полной мере. Девушки рассаживаются в креслах. Ни одна из них не одета так, как на порнофотографиях, все они без черных сапог из латекса и прочей атрибутики. Одна из них в трусиках, другая – с обнаженной грудью, а Моя Госпожа – в рубашке и джинсах. Но я испытываю трепет. Я знаю, что мне будет по-настоящему больно.

— Встать, суд идёт!

«Встать» означает, что я должен стать на колени посреди комнаты. К страху добавляется боль в коленях. Руки складываю за спиной. Тем временем они делят роли: Катю с общего согласия, со смехом и шуточками назначают адвокатом. Марина становится прокурором. Анжела берет на себя роль судьи – впрочем, вынести окончательный приговор должны присяжные – Лара и Алла. Претензии же мне предъявляют все по очереди. Алла: недобросовестная уборка у неё в доме при последнем посещении. Лара: не сумел довести её языком для оргазма, из-за этого у неё весь день было плохое настроение. Марина: не подмахивал во время страпона и отказывался лизать её зад после туалета, пока она не пригрозила хлыстом. Катя: не сумел её развлечь, когда ей было скучно. Моя Госпожа насчитала пять мелких провинностей и одно крупное – забылся во время разговора в ресторане и увлекся беседой с красивой девчонкой.

Не буду описывать сам суд и восстанавливать в памяти их речи. Они, понятное дело, прикалывались, но иногда были очень серьезны. Марина потребовала для меня сто двадцать ударов розгами и трех суток туалетного рабства. Об этом я не рассказывал, но вы догадываетесь? Меня приковывают цепью в туалете и я обслуживаю каждую из них: помогаю подмываться, подтираться, вылизываю киску и анус – кому что приходит в красивую голову... На этот раз речь адвоката была удачной: Катя обратила внимание на то, что завтра уже понедельник, они все расстанутся, а держать меня столько времени в туалете только ради Анжелы – это непродуктивно для самой Анжелы, ведь прислуга ей потребуется и в другом месте. В итоге присяжные приговорили меня к сотне розог. Цифра была хороша тем, что легко делилась: каждая из подруг взяла на себя труд дать мне двадцать ударов.

Высечь меня должны были на улице, вернее, в полузакрытом сарае, где стояла низкая лавка, вкопанная в землю – она уже не раз использовалась Анжелой именно в этих целях. Мне нравилось то, что в скамье по её заказу была прорезана дыра в том месте, где должны были быть мои член и яйца. Это было очень удобно, поскольку во время экзекуции у меня обязательно наступала эрекция, и вставший член просовывался в дыру. Во время самой порки боль затмевает все остальные чувства, но через какое-то время, если меня оставляют лежать на скамье, разгоряченного розгами, я почти кончаю. И если какая-то из подружек во время или после порки меня подрочит, то лучшего оргазма и желать нельзя.

Марина подает Анжеле цепь, которую Катя пристегивает к моему ошейнику. Я всё еще на коленях, только когда Анжела дергает за цепочку, я встаю и на полусогнутых выхожу следом. На скамью я ложусь сам. Девушки привязывают меня теми же кожаными ремешками за руки и за ноги, слегка растягивая мое тело, но всё же не так, чтобы я не мог пошевельнуться.

Я закрываю глаза. Моя кожа соприкасается с деревянной скамьей, член уже стоит и возбуждение нарастает. Сейчас меня будут сечь! Пять прекрасных девушек готовят розги для меня. Я почти счастлив. Вы вряд ли сможете понять, но это так. Меня отстегают по-настоящему! Страх сменяется желанием, я хочу, чтобы наказание началось как можно скорее, но вдруг снова впадаю в панику. Ничего, я выдержу! Розги – это всё-таки не хлыст. Анжела по обыкновению порет меня первой, она как бы задает темп, и другие девушки обычно не превышают по силе её ударов. Но не всегда.

— Ну что, начинать? – спрашивает она подруг.

— Начинай!

Анжела берет розгу в руку. Обычно она берет пять-шесть прутьев, наверное и на этот раз. Тонкий свист. Неуловимое мгновение, когда прутья ложатся на кожу первый раз. И боль. Я не имею права кричать слишком громко – меня могут услышать. Из самолюбия (остатки у меня еще сохранились) я сдерживаю стон. Снова свист. Боль. Сдерживаюсь. Я не вижу, как Анжела хлещет меня, но представляю её себе очень хорошо, у неё дома обычно мне всё видно в зеркало. Поэтому к боли уже примешивается чувственное наслаждение. Но пока я должен вытерпеть боль. Три... Четыре... Пять... Ничего, я выдержу. Пока что даже не очень больно. Это больнее, чем ремень, но совсем не страшно по сравнению с хлыстом. Девять... Десять... Анжела делает перерыв. Кожа на заднице уже болит постоянно, вне зависимости от ударов, каждый поцелуй розги только усиливает боль на секунду. Во рту пересохло. Я поворачиваю голову и любуюсь моей Госпожой. Вид Анжелы с розгой в руке невероятно возбуждает меня. Кайф начинает вытеснять боль. О, как я благодарен своей Госпоже за то, что она догадывается сделать паузу, позволяет боли превратиться в удовольствие и лишь потом начинает снова!

Благодаря этому второй десяток я выдерживаю легко. Анжела догадывается о моих чувствах и ослабляет силу ударов. Я восхищаюсь ею и со всей искренностью шепчу: «Я люблю Вас, моя Госпожа». Больше не издаю ни звука. Выдержать порку для меня в некотором роде – дело чести. Только на скамье я еще чувствую себя мужчиной, еще могу доказать свою силу воли. Поэтому я уже без трепета встречаю следующие двадцать ударов. Вообще-то очередь Аллы, но на этот раз Марина просит уступить ей. Алла соглашается, хоть и понимает, что Марина хочет довести меня до крика.

Марина берется за дело всерьез. Её удары обжигают мою кожу гораздо сильнее, она вырывает у меня громкий стон уже через несколько взмахов. И перерыва она не делает, все двадцать я получаю быстро. Мое сопротивление приводит её в гнев. Розга яростно свистит в воздухе. Вжик! Больно! Вжик! Больно! Я извиваюсь на скамье и непроизвольно пытаюсь вырваться из своих ремней. Мне уже понятно, что Марина победила. Я начинаю униженно молить о пощаде. Девушки хихикают, а Марина только стегает сильнее. В отчаянии я кричу:

— Не надо! Пожалуйста! Марина! Хватит! Пожалуйста, умоляю! Я твой раб! Пощади меня! Я урод, я ублюдок! Я идиот! Пожалуйста!! Марина, я люблю тебя! Я люблю тебя!!

Боль прекращается, но не потому, что Марина сжалилась надо мной, а потому, что её двадцать ударов кончились. Я прошу о передышке. Мне её великодушно дают. Я прихожу в себя. Боль быстро отпускает, и мне уже мучительно стыдно за свои крики. Но я не задумываюсь об этом, потому что розги берет Алла. Она не так жестока ко мне, но все же удары приходятся по уже исхлестанным ягодицам. Поэтому я продолжаю стонать. Алла решает разнообразить программу, и опускает розгу на плечи. Это даже легче, хоть какая-то передышка заднице. «Я люблю тебя, Алла!» — вырывается у меня. Я чувствую себя даже обязанным сказать так, ведь я только что признался в любви к Марине, которая относится ко мне так отвратительно. И я сказал это не для того, чтобы избавиться от боли. Во время порки меня охватывает чувственное влечение к той девушке, которая держит плеть или розгу. А когда боль заглушает всё, то остается что-то психологическое, желание подчиняться красотке, которая истязает меня.

Шестьдесят. Я уже с трудом терплю, но чувствую себя неплохо. Плечи и в особенности задница горят, как огнем. Катя, взяв связку прутьев, смотрит в нерешительности – наверное, моя кожа очень сильно исполосована. «Смелей, Катя» — говорю я. Подружки громко смеются. Катя приступает к работе. Ожоги розог заставляют меня дергаться и скрипеть зубами, но я терплю. Своё внимание сосредотачиваю на Алле, которая встала напротив моей головы и весьма сексапильно проводит языком по приоткрытым губам. В мыслях я признаюсь в любви к Алле, но когда подходит восьмидесятый удар, то слова: «Я люблю тебя, Катя!» произношу уже уверенно. Катя довольна настолько, что последний удар делает почти символическим. Зачем я не сказал этого раньше?

Последние двадцать розог выдает мне Лара. Тут снова не до шуток. Лара любит разнообразие и импровизацию: начинает с ягодиц, затем стегает по бедрам, спускаясь все ниже и ниже, потом с удвоенной энергией переходит на плечи, делает это гораздо сильнее, чем Алла. Моя кожа так истерзана, что я начинаю кричать и умоляю прекратить. Я уже не чувствую возбуждения, у меня темнеет в глазах, мне кажется, что прутья рассекают кожу до крови. Признание в любви, которое я выкрикиваю, как и раньше, чтобы ослабить силу ударов, нисколько не действует. На сотом ударе я почти теряю сознание. С каждым вздохом из меня вырывается протяжный стон, смешанный с рыданием. Я унижен и противен сам себе. А немного погодя понимаю, какое преступление я совершил: ведь я признался в любви поочередно всем подругам Анжелы, изменив таким образом Госпоже четыре раза подряд. Я знаю, что Анжела мне это не скоро простит. Мне придется пройти через большие испытания, прежде чем она снова поверит, что люблю я только её.

Но вот боль постепенно спадает, и я снова ощущаю, как напряжен мой член, просунутый в дыру на скамье. Это лучшие моменты: когда сладостное чувство уже овладевает мной, но боль еще владеет моим телом и обостряет все ощущения. Я должен кончить! Взглядом я прошу одну из девушек помочь мне. Алла понимает, но как будто не решается. Зато Катя меня удивляет: приблизившись, она медленно движется мимо скамейки, так что я успеваю впитать в себя её образ – затем садится на корточки, протягивает руку и касается пальчиками моего члена. Этого достаточно для взрыва. Все возбуждение, что накопилось во мне за день, выплескивается. Мучительное наслаждение длится долго, долго... Спасибо, Катя! Спасибо и вам, девочки, за великолепную порку! Боже мой, ведь я самый счастливый человек на свете! Ведь сколько богатых мужчин платят большие деньги за то, что платная Госпожа ублажает их! А у меня целых пять красавиц, и они делают это со мной совершенно искренне!

Когда меня освобождают, я падаю к ногам Анжелы, понимая, что заслужил её немилость. Анжела ставит свою туфлю мне на голову, заставляя повернуть ее на бок, так что подошва прижимает мне ухо, а каблучок впивается рядом с виском. «Простите, Госпожа» — произношу я. Анжела не отвечает, держит некоторое время ногу на моей голове, потом отходит прочь. Это значит: «Поговорим дома». Это в свою очередь значит, что мне, скорей всего, предстоит унижаться перед нею и просить милости много дней подряд.

Через час мы едем обратно в город. Темнеет. На этот раз я еду не в «Форде» Аллы, а в «Мерседесе» Анжелы; моя Госпожа за рулем, рядом с ней Лара, а я лежу на заднем сиденье, скорчившись так, чтобы лежать на боку. Сидеть я не смогу ещё сутки-двое. Но я испытываю блаженство, и это воскресенье врезается мне в память. Нет, я не в силах уйти от Анжелы. Зачем мне другая жизнь? Мне нравится быть мальчиком для порки, нравится быть шлюхой. А успех, карьера – это всё мелочи, когда у тебя есть крутой секс!

Часть 3

Что ещё можно рассказать о моем рабстве у Анжелы? Каждый день немного не похож на другие, а всё в целом – долгое и странное существование в качестве раба-рабыни. Но я смирился и доволен. Чувствую себя так, как, наверное, и все шлюхи женского пола. Я вкусно ем, хорошо одеваюсь, меня катают на дорогих машинах. А вечерами или ночами, даже не каждый день, ублажаю женщину, которая меня содержит – и снова балдею. Жаль только, пообщаться не с кем.

Хотя, вот недавно Анжела пригласила на вечер проститутку-лесби. Та её наскоро удовлетворила, и Анжела уехала на полночи на какой-то вечер в клубе – не знаю, что у нее там было, просто развлечения или ещё и деловые переговоры. А мы с этой проституткой – её звали Жанна – просидели до глубокой ночи, болтая о нашей несчастной судьбе. Жанна после секса с Анжелой снова одела свой «рабочий костюм», в котором она ездит к клиентам. А я был во всём обычном для меня – то есть черном кружевном белье, халатике, накрашенный и причесанный по-женски. Когда мы с ней сидели в таком виде в креслах перед телевизором, с чашечками кофе в руках, мы были как две одинаковые «девочки по вызову». А знаете, как приятно быть капризной шлюшкой? Это трудно понять, пока сам не окажешься в женском платье, и не будешь заботиться о своей мужской гордости, а только лишь о своей женской привлекательности...

Жанна оказалась хорошей подружкой, и теперь мы с ней иногда перезваниваемся и болтаем. Я говорю о себе в женском роде – это её не смущает. На сегодняшний день Жанна – единственный человек, который меня понимает, разделяет мое мироощущение. У нас с ней похожие проблемы, нас подвергают одинаковым мучениям, когда мы подвернемся под горячую руку – и мы искренне сочувствуем друг другу. Пожалуй, наши отношения можно назвать платонической любовью. Недавно мне пришлось утешать Жанну, когда она, плача, рассказывала, как пьяный клиент порвал ей анус. А теперь моя очередь – я только что провел двое суток в самых жестоких унижениях и истязаниях. Причем мучили меня две девушки, которых я раньше никогда не видел.

Анжела отдала меня на этот срок своим знакомым девчонкам. Разумеется, для садомазохистских игр. Почему она так поступила, я узнал позже. Это было частью сделки. Одна из них, Вика, была дочкой бизнесмена, с которым Анжела вела дела. Другая – подружкой и любовницей Вики. Анжела рассчитывала ублажить их, чтобы Виктория оказала влияние на папу и чтобы договор был подписан в выгодной для Анжелы редакции. Я был разменной монетой в этой игре. Конечно, я уже давно научился воспринимать себя как рабыню-шлюху. Но если б я знал, какие испытания ждут меня в этой компании, не знаю, решился бы я остаться под властью Анжелы и дальше.

Девчонки были совершенно отвязанные, без тормозов. Современные, уверенные в себе на все сто. Они не знали, что такое слово «нельзя». Обе, как вы догадываетесь, лесбиянки и садистки. Впрочем, Настя – так звали подружку Вики – испытывала тягу к свитчизму, т.е. к перемене ролей, и периодически играла роль рабыни. Но я в их компании должен был быть только рабом. Обеим было лет по двадцать. Настя оканчивала какой-то вуз, а Вика вообще не занимала себя такой ерундой, предпочитая наслаждаться жизнью. Ещё бы, при таких деньгах. Она жила в центре города в пятикомнатной квартире. Одна или с очередной возлюбленной, которую находила по знакомству в лесби-клубе.

Меня привезли на машине. Сделала это подруга Анжелы. Согласно договору, я должен был приехать одетым в женское платье, и я оделся так, как обычно в круге Анжелы и ее подруг: черный костюм, очень короткая юбка, ноги в чулках и высоких прилегающих сапожках. На этот раз Анжела пожелала, чтобы был минимум косметики. Впрочем, что значит минимум? Это: модная прическа, духи, подкрашенные губы и ресницы, аккуратный маникюр... Раньше я даже и не представлял себе, сколько требуется ухаживать за своим телом женщине, которая обязана держать себя в форме! Когда я сам стал девушкой, а точнее телкой, биксой, прошмондовкой – как ещё меня называют те, кто видит издалека, принимая за чью-то подружку? – то меня даже не нужно было заставлять делать макияж. Даже угрозой сладостного наказания. Это ведь не роскошь – это необходимость.

Анжела, как обычно, предупредила, что при обращении со мной нужно соблюдать кое-какие меры предосторожности, в частности, обойтись без членовредительства (в том числе и в самом буквальном смысле слова). Но мне она при этом ничего не говорила, и я трепетал от страха. Я знал, что чужие девочки будут меня не просто наказывать, а выяснять пределы моих возможностей. Как в унижении, так и в умении терпеть боль. А во время садомазохистской игры – я испытал это на собственной шкуре – иной раз трудно остановиться. Особенно это касается девчонок. Они ведь думают, что мужчины крепче их и легче выдерживают истязания.

Машина остановилась у высокого элитного дома. Анжелкина подруга (это была Лара, за которой я когда-то ухаживал, как нормальный мужчина, надеясь добиться взаимности – невероятно, как давно это было, в какой-то другой жизни) велела мне выйти из машины. Еще в дороге она приказала мне надеть ошейник, а теперь достала тонкую железную цепь и пристегнула её к ошейнику. В таком виде мы двинулись к подъезду. Хорошо еще, что было уже темно. Но все-таки мое лицо пылало от того, что впервые в жизни меня вели на цепи по улице. С трудом удерживаясь на мокром снегу на своих каблуках, я мучительно соображал, могу ли я скрыть свое лицо, если встретится кто-нибудь знакомый. Но по счастью, ни в подъезде, ни в лифе нас никто не встретил. Лара позвонила. Дверь открылась не сразу, и в полумраке прихожей я с замиранием сердца разглядел двух девчонок. Одеты они были очень легко, поскольку в квартире стояла жара.

— Добрый вечер, девочки! – поздоровалась Лара, потянув за цепь и вводя меня через порог.

— Привет, — прозвучал лениво-небрежный ответ. – Это и есть та самая шлюшка?

— Ага. Анжелка просила, как бы... не злоупотреблять.

— Ясно. Вернем живого, — по тону и властным жестам я угадал Вику, мою Госпожу и Повелительницу на ближайшие сутки или двое. – Не зайдешь? Занята? Ну, пока.

— Пока. Приятно поразвлечься!

— Угу.

Дверь закрылась. Я стоял в передней, ожидая приказаний. Девочки не спешили. Глядя на меня, они молчали, Вика курила, ее подруга замерла, стоя за её спиной.

— Здравствуйте, — я решил нарушить молчание, хотя и опасался заводить разговор первым.

Обе красотки молчали по-прежнему, разглядывая меня с ног до головы.

— Значит, ты и есть знаменитая Анжелкина шлюха, — промолвила Вика.

— Да, Госпожа. – Я снова улыбнулся, но это не произвело на Вику ни малейшего впечатления.

— Ну, держись, мальчик, мы тебе сегодня покажем!

— Ой, девочки, пожалуйста, не надо, — взмолился я. – Я никогда ничего особенного не пробовал. Меня только пороли и трахали страпоном. И вообще, я же не мальчик, я девочка, — тут я выдавил из себя самую очаровательную улыбку. – Меня Анжела просто одолжила вам... ну, просто по дружбе, а вообще она меня любит. И я её люблю, мы с ней хорошие подруги. Хоть я и рабыня, конечно — я окончательно запутался и умолк.

Вика выпустила дым мне в лицо.

— Заткнись. Языком будешь шевелить, когда я прикажу. Ты лизать умеешь?

— Да, я почти специалист. То есть специалистка. – Поправился я.

— Нет, я вижу, ты еще не определился. – Вика подняла мою юбку спереди и грубо схватила меня за мошонку. – Так ты девочка или не девочка? Хочешь, я тебе яйца выдавлю?

Я был в ужасе и не мог это скрыть. Тем более Вика действительно начала сдавливать мне яйца, я задрожал от страха: все-таки я не считаю себя настоящим мазохистом, несмотря на весь свой опыт.

— Я умоляю, умоляю, Госпожа, только не надо делать больно там. Я клянусь, я сделаю Вам все что вы пожелаете!

Она отпустила мою мошонку, и я перевел дух.

— Зови меня Мисс, понял, кретин?

— Да, — я поцеловал подставленную ею руку.

— Как тебя зовут?

Я назвал свое имя.

— Я спросила, как тебя зовут, шлюха. У тебя женское имя есть?

— Не знаю, Мисс.

— Придурок какой-то. Ты же у нас девочка. Ты должен иметь женское имя.

Я молчал.

— Как его назовем, Настён?

— Не знаю. Давай Оксаной, что ли.

— Нет, это фигня. Давай что-нибудь покрасивше, например, Милена. Согласна?

— Ладно, согласна.

— Ну что Милена, пойдем выпьем кофе.

Мы перешли в гостиную. Теперь я мог разглядеть обеих. Вика – высокая, стройная, прекрасная фигурка, волосы золотистые, кудрявые, коротко подстрижены. У Насти вид деревенский: круглое лицо, широко расставленные зеленые глаза, сама – крашеная под блондинку. Длинные вьющиеся волосы рассыпались по обнаженным плечам. Обе загорелые, разгоряченные ужином и вином, ленивые, бесстыжие. Разговаривают на современном сленге – между собой, разумеется. Мне только изредка задавали вопросы.

— Что ты умеешь? – спросила Настёна.

Я поставил чашку на столик.

— Могу вас ублажить... языком и по-всякому... Прислуживать по дому, вытерпеть порку по мягкому месту... в общем...

— Туфли лизать умеешь? – перебила Вика.

— Д-да. – Я вспомнил, как делал это для Анжелы, и мне в общем нравилось это изысканное унижение. На Вике были только кожаные тапочки, и я рассчитывал, что сумею заслужить похвалу, если изящно сделаю фейсситтинг. Не тут-то было!

— А ну-ка, полижи, — она протянула мне ногу.

Я встал с кресла и опустился перед ней на колени.

— Лижи подошву, — скомандовала Вика.

— О нет, Мисс, — возразил я. – Я так не могу. (Неужели эти сучки действительно хотят от меня такого?) – Моя Госпожа никогда не требует этого от меня!

Вика ничего не ответила.

— Лижи, шлюшка! – проговорила Настёна.

Я покачал головой и встал.

— Прошу прощения, Мисс... это уже не по моей части.

Настёна встала. Открыв дверцу шкафчика, она достала оттуда хорошо знакомое мне орудие – плеть с несколькими хвостами. Я перевел дыхание. Лучше порка, чем такое унижение! Но если бы я знал, что мне предстоит...

— Последний раз спрашиваю, ничтожество. Ты будешь это делать? – ровным тоном спросила Вика.

— Не могу, Мисс.

— ОК. – она поднялась. – Раздевайся и на колени.

Через минуту я был обнажен. Вика подошла ко мне сзади, завела руки за спину и надела на меня кожаные наручники – сладкое чувство беспомощности мешалось во мне с неподдельным страхом.

— Ну что, Милена. – Вика отвела завитые пряди моих волос, падавшие на лицо. – Сейчас посмотрим, сколько ты вытерпишь. Дай для начала двадцать ударов.

Настёна взмахнула плеткой. Я застонал уже на первом ударе, хотя настоящей боли не было. Я вообразил, что и дальше отделаюсь так же легко, и поэтому при каждом взмахе плети. стонал по-женски, стараясь показать свою нежность. Скорей бы мне добраться языком до викиной киски! Тогда я уже сумею ей понравиться! Настёна хлестала меня то по спине, то по заду, по пояснице и по груди. Двадцать ударов я получил меньше чем за десять минут. А впереди – еще две ночи...

— Будешь лизать?

— Нет, не могу...

Вика вновь зашла со спины. Вдруг я ощутил сильную боль чуть пониже правого плеча, и чуть не заорал во весь голос. Я понял, что Вика затушила сигарету о мою кожу. Что же они дальше придумают?!

— Прошу вас, Мисс... Сжальтесь, умоляю...

Вика снова обошла вокруг меня. Она толкнула меня коленом, заставив откинуться назад, и поставила ногу мне на грудь. Затем она плюнула мне на лицо. Ее слюна стекла по щеке мне в рот, и я слизнул плевок. Мне нравилось пробовать слюну красивых девушек, даже когда они меня унижали.

Настёна проделала со мной то же самое. Я стоял на коленях, трепеща от унижения и чувства беспомощности. Вика сняла с ноги тапочек и с размаху ударила меня по щеке. Еще, еще... Я закрывал глаза в момент ударов, так что не видел, когда они достали ошейник и цепи. Сначала меня взяли на поводок, потом сковали ноги, хотя передвигаться я еще мог свободно. Вика дернула за ошейник – гораздо грубее, чем Лара – и я вынужден был идти за ними в ванную. Там было так просторно, что вполне можно было накрыть стол на большую компанию. А на одной из стен я увидел крюки, за один из которых и закрепили мой поводок. Теперь я был полностью беспомощен.

В руках Насти вновь появилась плетка. На сей раз удары были уже нешуточные. Я извивался и с трудом сдерживал крики, а они смотрели на меня непреклонными взглядами, и в лице обеих я не мог найти никаких следов сочувствия. Видя, что плеть не возымела действия, они стали пинать меня ногами, так что я думал лишь о том, чтобы удар не пришелся по гениталиям. Чуть погодя Вика сказала, что хочет выпить, Настёна принесла бокал вина, и Вика, выпив половину, выплеснула остатки мне в лицо.

Потом Вика держала мои волосы, а Настёна била меня по лицу. Она разбила мне губы, потом пустила из носа кровь. Я беспомощно дергался в их руках, испытывая стыд и страх, и уже понимал, что сегодня мне придется выполнить их каприз, и не только этот. Но всё же понимал, что надо сопротивляться, пока есть возможность, иначе они действительно захотят от меня невозможного. Одно время мне показалось, что их действия входят в русло обычных садистских игр. Вика пожелала попробовать на мне капанье воском, Настёна принесла свечу, и некоторое время на меня падали горячие капли, которые я умел терпеть легко. Правда, на этот раз они раздвинули мне ягодицы и капали в задний проход, но ведь и это терпимо. Мне начал даже нравиться этот вечер. Девчонки почти полностью разделись, они были разгорячены от сознания своей власти надо мной, и я мог чувствовать запах их тел и их пота. У меня наступила эрекция. Но они на это даже не обращали внимания. Я для них был не мужчиной, а объектом для сексуальных экспериментов. И они раз за разом пробовали на мне все свои жестокие фантазии, повторяя их многократно, если им нравился результат.

Когда поводок отцепили от крюка, мне велели лечь на пол, приподняв ягодицы. Я подчинился. На этот раз мне вставили свечку нижним концом в задний проход и снова зажгли. Я подчинился. Пока свечка не догорела, Вика куда-то ушла. Настёна стояла рядом и время от времени тыкала ногой мне в лицо. Я целовал пальчики на её ногах. Когда Вика пришла, Настёна сплюнула на пол и приказала мне слизать плевок с пола. Я еще не очень устал от их пыток, но решил согласиться. Впервые в жизни моё унижение было таким грязным. И всё-таки, хотите верьте, хотите нет, даже в этом унижении было что-то сладостное.

Вслед за этим плевком я должен был слизать с плиток пола слюну Вики, а потом опять Насти. Девочки меня не похвалили и вообще никак не выразили своих чувств, но я был рад уже тому, что они перестали бить меня ногами. Настя опять взялась за плеть, и после новых двадцати или около того ударов (они не заботились о точном счете) я согласился целовать подошвы их тапочек. Я лег на спину (с по-прежнему закованными наручниками руками), и они ставили мне свои подошвы на лицо. Потом Настёна изъявила желание помочиться мне в рот. Это было для меня не впервой, и я спокойно стерпел, пока её горячая струйка текла из раскрытой щели мне в рот и на губы. Кое-кто пролилось на пол, и мне приказали подтереть. Я это сделал исправно, и был готов к новым испытаниям.

Они сказали, чтобы я оделся в свой костюм шлюхи. Я заново сделал макияж и в таком виде прислуживал им, когда они захотели перекусить перед сном. Было далеко за полночь, когда они отправились в спальню. Мне приказали идти следом, и я стал свидетелем их занятий сексом на широкой кровати, где могло бы поместиться человека четыре. Пока Вика раздевалась и отдыхала, раскинувшись на кровати, Настя привязала мои руки высоко над головой – я даже не разглядел, к чему – повернула меня лицом к стене и взяла плетку. На этот раз она била с размаху, не снимая с меня ни юбки, ни лифчика, и удары ремешков приходились по моим обнаженным плечам. Я задыхался от боли, когда она закончила. После этого Настя сняла трусики, и девицы обнялись на постели. Мне они велели повернуться от стены и смотреть. Я с трудом пришел в себя от боли, стоя в неудобной позе, так что смотреть на них мне не было особого кайфа. Все удовольствие пришлось на их долю. Видимо, они были эксгибиционистками и им нравилось, когда за их блядством смотрит кто-то третий.

Они лизались не очень изысканно, но долго и страстно. Меня удивило, что Настёна в постели явно доминирует. Она ласкала Вику по-хозяйски, надевала фаллоимитатор и всаживала его между ног подруги без особой нежности, а в заключение Вика вылизала ей киску. Затем, правда, Настя повторила этот номер. Устав от секса, они почти уже заснули, но в последний момент Вика вспомнила обо мне и приказала Насте отвести меня в ванную. Там я был привязан на всё том же поводке. Мне пришлось помучиться, пока я нашел позу, в которой мог заснуть, опираясь на унитаз. Впрочем, в эту ночь я не рассчитывал выспаться.

Утром началась новая эпопея. Сначала я должен был прислуживать каждой из них в туалете, причем меня освободили от наручников и цепей (ночью руки затекли так, что утром я стонал, разминая их). Настёна с утра дала мне пару пощечин, потом же девушки лишь отдавали короткие команды, и я исполнял их тщательно и добросовестно. Самым противным было распоряжение Вики вылизать её задний проход после того, как она в моем присутствии (я стоял на коленях) облегчилась «по-большому». У неё было легкое расстройство желудка, и поэтому анус был неимоверно грязным. Стоя на коленях, касаясь лицом женских ягодиц и слизывая языком клейкую отвратительную массу, я на минуту снова вернулся к тем дням, когда встретил Анжелу. В кого же она меня превратила! До чего я опустился! А ведь это все рядом – благопристойность и грязь, порядочность и низость. Любовь к наслаждениям привела меня на это дно! Любовь к моей несравненной Анжелке заставила стать рабом самых извращенных и бессердечных шлюх! Что делать? Я проститутка и содержанка, мне лень ухаживать за собой. Я не могу вернуться на прямую дорожку. Пусть делают что хотят. А я уже догадывался о том, какой позор мне сегодня предстоит – они упомянули о визите в ночной клуб, уже не закрытый и полулегальный, а наш городской, где не встретить представителей элиты (тех, с кем я общался раньше в качестве равноправного партнера) просто невозможно.

Весь остальной день я провел в качестве Милены, служанки в одежде шлюхи, только без туфель на высоких каблуках. В течение дня меня не мучили, но унижали подчеркнуто, заставляли становиться на колени, обращаясь с вопросом в Настёне, и целовать ковер, обращаясь к Вике. Мне снова пришлось слизывать плевки с пола. Девушки мочились мне в рот, заставляя каждый раз ложиться для этого на пол, а есть и пить я имел право, только стоя на коленях рядом со столом. При этом они ни разу не страпонили меня. И не позволяли мне вылизать у них.

— Ну что, Миленочка, — сказала Настёна вечером, подкрашивая губы. – Сегодня мы пойдем в городской клуб и ты будешь там главной звездой.

— Я не могу! – воскликнул я, чувствуя, что наступил предел моему терпению. – Вы не сможете меня так опозорить, девчонки! Всё, я ухожу!

И я решительно направился к двери.

— Подожди минутку! Вика, слышишь, Милена хочет сбежать! – закричала Настёна.

— Никуда она не сбежит. Правда, Милена? — зловещим тоном проговорила Вика, загораживая мне проход.

— Прошу прощения, — я сделал попытку отодвинуть Вику со своего пути.

Вика чуть отступила, и вдруг я оглянуться не успел, как перевренулся в воздухе и грохнулся всем телом на пол. Оказывается, Вика знала каратэ, и одним молниеносным приемом послала меня в нокаут. От удара головой я опомнился только минут через пять, а за это время оказался опять в наручниках, прикованный цепью и с кляпом во рту.

— Ну что, пиздюшка, пойдешь с нами добровольно? – проворковала Настёна, нагнувшись ко мне.

Я отрицательно замотал головой. В свое время я тоже занимался спортом, но с тех пор сильно расслабился, а порвать железные цепи не удалось бы ни мне, ни кому-то другому.

Через минуту меня усадили на стул и крепко привязали к нему, так что я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Одежду шлюхи с меня не сняли, и я вскоре понял, почему. В руке Вики оказалась булавка. Она сначала показала мне её, а затем прикоснулась к моему пальцу, уперев острие под ногтем. Потом она ещё раз спросила меня, согласен ли я сопровождать их в клубе. Когда я ответил отказом, Вика взяла мой указательный палец двумя своими, и в следующий миг я почувствовал, как под ноготь мне входит острая игла...

Моя Госпожа много раз истязала меня, и много раз у меня темнело в глазах и мутилось сознание во время порки. Особенно во время наказания хлыстом. Но такой боли мне еще не приходилось терпеть. Если бы не кляп, мой крик услышали бы во всем доме, от первого до последнего этажа. В моих ощущениях уже не было ничего сексуального: только всепоглощающая боль, пронизывающая, казалось, всё моё тело. А вот Вика наслаждалась моими муками и моими конвульсиями. Кажется, впервые она проявила интерес к моим ощущениям: она учащенно дышала, приблизив ко мне лицо, и пытала меня не торопясь, стараясь растянуть удовольствие. Она продвигала иглу чуть дальше и останавливалась, отводила ее на миллиметр назад и снова проникала ею всё глубже под ноготь... Всё же она дважды сменила пальцы, прежде чем я сдался. Ужасные мучения сломили меня: я был готов согласиться на всё, чего от меня потребуют. По моим щекам текли слезы, макияж расплылся у меня на лице, и когда меня отвязали и вынули кляп, я долго умывался в ванной, прежде чем пришел в себя.

Через полчаса, когда Вика и Настя вышли из дома, с ними шла третья девчонка, одетая и накрашенная как профессиональная проститутка, к которой они обращались повелительно и грубо, и которая старалась угодить им во всем.

Я не стану рассказывать во всех подробностях о моём позоре. Об этом знает теперь весь город, и хотя в клубе в ту ночь ничего особенного не произошло, всем известно точно, какую жизнь я веду. Меня теперь презирают, надо мной смеются, и спрятаться от всего мира я могу только в квартире Анжелы. Особенно тяжелой для меня была встреча с моей бывшей девушкой, которая сейчас замужем за директором фирмы, где я работал прежде. В ту ночь она вошла в женский туалет как раз в тот момент, когда Вика трахала меня страпоном, задрав мою юбку. Это был единственный раз, когда Вика применила дилдо. Ей явно хотелось, чтобы кто-нибудь вошел и увидел это, но она и не предполагала, какой эффект она произведет. Выражение лица моей бывшей девушки я никогда не забуду. Теперь она ненавидит меня – на всю жизнь ей останутся воспоминания о том, с каким ничтожеством она когда-то проводила ночи любви...

Вот так это всё было. Сейчас я допишу это и позвоню Жанне. Может, только эта грязная шлюха с панели поймет меня и выразит сочувствие. А вечером меня ждет порка. Девицы после ночи в клубе хорошо попользовались моим язычком, и кончали мне в рот, и всё равно заявили моей Госпоже, что недовольны мной. Анжела обещала наказать меня так, как они этого потребуют. Но она сделает это своей рукой.

Не знаю, чем она будет сечь меня – плеткой или хлыстом... Но всё же я почти не испытываю волнения. Ведь я для Анжелы – личная собственность. Поэтому я отдаю ей своё тело с трепетом, но без страха. Лучше десять раз быть исхлестанным до крови законной Госпожой, чем оказаться в руках отвязанных девчонок, для которых ни человеческая жизнь, ни достоинство ничего не значат!...

Часть 4

В тот день я и представить себе не мог, что вечер я буду встречать не в квартире Анжелы, в привычной для меня роли рабыни-шлюхи, а в кресле самолета, летящего на другой континент, в деловом костюме и в роли неотразимого плейбоя. Утром, когда моя Госпожа уехала в свой офис, я закончил все домашние дела и мог позволить себе расслабиться. Я уютно устроился в кресле с коробкой конфет и позвонил моей подружке, проститутке Жанне. Она уже несколько недель не работала – кто-то из клиентов заразил ее сифилисом, и она проходила сложнейшее лечение. По этой же причине мы не могли и перепихнуться, как это делали раньше тайком. Нам оставался обычный треп – нечто среднее между сексом по телефону и задушевной беседой двух подруг. Только мы с Жанной обменялись новостями, как раздался звонок в дверь. Я нехотя встал и отправился открывать – и удивился, увидев стоящую на пороге Анжелу. Моя Госпожа не часто возвращалась так неожиданно.

— Пошли, — кивнула она мне, и я прошел за ней в комнату.

Анжела быстро оглядела меня с ног до головы. Мой макияж был безупречным, завивка очень красивой, на пальцах – золотые колечки, на шее вместо ошейника – ожерелье, которое она с недавних пор позволила мне носить. Анжела словно прикидывала, осталось ли во мне еще хоть что-то мужское.

— Разденься и смой косметику. – Она щелкнула пальцами.

Я выполнил приказание. Она еще раз смерила меня взглядом и, видимо, приняла решение.

— У меня есть подруга, — заговорила Анжела. – Ее зовут Вероника. Она мой партнер по бизнесу. Я отдаю ей тебя напрокат. Примерно на месяц... дальше все зависит от ее желания. Она отправляется в отпуск. В Майами. Ей нужен парень, который бы ей прислуживал и ублажал. Будешь делать то, что она прикажет. Так, как если бы приказывала я.

— Ты согласен?

— Да, Госпожа, — я поклонился. Меня удивило, что Анжела спрашивает моего согласия. В прежние разы она не считала нужным снисходить до такой мелочи. – Я буду счастлив выполнить Вашу волю.

— Она должна быть довольна тобой на сто процентов. Если она окажется хоть чем-то недовольна – я не буду объяснять, что тебя ждет.

— Да, Госпожа! Я буду служить ей так, как вы требуете.

— Ей нужен мужчина в постели, — продолжала Анжела. – У тебя член еще встает?

— Конечно, Госпожа!

— Хорошо. И вот еще что: она гораздо старше тебя. И меня тоже. Чтоб ты знал заранее.

Я содрогнулся. Только не это! Неужели она заставит меня обслуживать старуху? Прежде она не раз отдавала меня своим подругам, и знакомым, они унижали меня всячески, но я мирился с этим потому, что это были молодые женщины, причем все привлекательные и сексапильные. Но если ей пятьдесят лет, то я ничего не смогу! У меня внутри все похолодело. Неужели мне придется отказаться выполнять приказ – и тем самым покончить с рабством у Анжелы? Ведь я уже отучился от нормальной жизни, я привык чувствовать себя рабом, вещью, любовницей Анжелы, привык, что меня содержат и обо мне заботятся. Я смотрел на Госпожу испуганными глазами, и она, видимо, сжалилась надо мной.

— Не бойся, она довольно привлекательна, — холодно произнесла моя хозяйка. – Ей всего сорок три года. У нее давно нет мужчины, а кроме того, она давно уже хочет попробовать разные игры. Хочется поиграть в Госпожу. Она мне нужна, так что ты обязан сделать все возможное.

Я знал, насколько Анжеле нужна ее новая подруга, потому что уже слышал, что Вероника – выдающийся специалист, мастер своего дела. Бизнес Анжелы, некоторое время переживавший кризис, с появлением Вероники снова стал процветать. Мне самому было любопытно, какова она в интимной жизни, и все-таки я предпочел бы, чтобы меня отдали кому-нибудь помоложе.

Спустя пять минут раздался звонок в дверь.

Вероника с самого начала мне понравилась, тем более что она очень хорошо сохранилась. Невысокая – почти на голову ниже меня. Длинные прямые черные волосы, темные глаза. Загорелая, и даже лицом напоминающая мулатку. Маленькие руки с нежными пальцами. Она смотрела на меня без высокомерия, с любопытством и без той холодной жестокости, которая отличала многих подруг Анжелы, хотя я знал, что такие женщины могут быть и равнодушно-безжалостными. Она делала вид, что не замечает моей женских прически – длинных вьющихся волос.

— Он в твоем распоряжении, — объявила Анжела, передавая Веронике мой загранпаспорт, который она сделала для того, чтоб я мог сопровождать ее в поездках. – С американской визой там все в порядке. Раб, ты сделаешь нормальную прическу, наденешь лучший костюм – в общем, ты обязан снова стать мужчиной, причем успеть это сделать до шести вечера. Мой шофер отвезет вас в аэропорт. А теперь встань на колени перед своей хозяйкой.

Я исполнил приказ и коснулся губами руки моей новой Госпожи.

— Иди, — скомандовала Анжела.

Через час у меня уже была мужская прическа, и я примерял у зеркала костюм, от которого успел отвыкнуть. Но он сидел на мне по-прежнему хорошо, и я чувствовал, как мужские привычки быстро восстанавливаются. Я даже испытал удовольствие, сбросив позорную маску. К тому же я не ощущал себя брошенным – меня просто доверили другой женщине, которая будет обязана обо мне заботиться.

В аэропорту я вел себя, как галантный кавалер. Я нес багаж Вероники, оказывал ей всестороннее внимание, и некоторые пассажиры даже бросали на нас завистливые взгляды. Позже, сидя в кресле рядом с Вероникой, я поймал себя на том, что разговариваю с ней как с равной. Она не занималась в полете делами, не сидела, открыв ноутбук, а довольно весело болтала, общаясь и с соседями, и со мной, и со стюардессой. Она, однако, помнила о том, что я жду ее приказов, и сказала, что я могу спать, перед тем, как заснула сама. В Майами мне пришлось даже взять на себя руководство путешествием, так как обнаружилось, что ее английский хуже, чем мой.

В первый вечер в отеле Вероника была сильно утомлена и не пожелала никакого секса. Но на следующее утро я заметил, что она бросает на меня недвусмысленные взгляды. Чуть попозже Вероника, не без тайного смущения, тоном просьбы велела мне отправиться в какой-нибудь секс-шоп и там достать наручники, плетку и некоторые другие девайсы. Я потратил на эти покупки почти весь день. Я ожидал, что она сразу пустит их в ход, но она заложила их на самое дно чемодана. Судя по всему, Вероника решилась на это скорее из любопытства и не спешила реализовывать свои права на наказания.

Стемнело, мы сидели за столом на балконе, с бокалами вина в руках, негромко разговаривая. Слышалась музыка. Это была удивительно романтичная обстановка, и как ни странно, мне казалось, что Веронике этого очень хочется. Немного погодя она вернулась в комнату, и когда я вошел, она уже разделась до лифчика и трусиков и сидела на постели, глядя на меня.

— Ты ведь мой раб? – улыбнулась она.

Я кивнул.

— Обслужи меня?

— Всё, что Вы скажете...

Она не отдавала новых приказов, и поэтому я решил взять инициативу в свои руки. Я встал на колени около кровати, так что мое лицо оказалось у нее между ног. Медленно, аккуратно стянул с нее трусики. Потянулся губами к ее киске. Вероника глубоко вздохнула, и сама расстегнула лифчик. Обнажились небольшие, но еще упругие груди. Я провел языком по створкам ее щели. Запах и вкус ее киски мне тоже понравился. Я продолжал лизать все быстрее и быстрее. Она быстро завелась. Я проникал языком все глубже, наконец поймал клитор и долго щекотал его языком, пока не почувствовал, что она вот-вот кончит. Тогда я протянул руки и взял ее за грудь, нащупав пальцами соски. Я ласкал их и слегка вертел между пальцами. Оргазм был необыкновенно бурным. Вероника долго стонала и тяжело дышала, приходя в себя. Я был горд за себя и вместе с тем возбудился, почувствовав знакомое желание унизиться перед женщиной.

— Иди ко мне, — позвала она.

— Я ваша шлюха, Госпожа.

— Нет, не то. Иди ко мне... я хочу.

Вероника притянула меня за руку, и я лег сверху на ее голое тело. Она нащупала рукой мой член и вставила в свою уже мокрую киску. Наши губы соеднились. Желание нарастало во мне, как ураган, я не мог сдерживаться. Мой член, истосковавшийся от долгого безделья, проник в глубину ее лона, и когда Вероника сжала бедра, из меня хлынул фонтан. Я впивался в ее рот губами, а из моего члена изливались струи спермы – я давно уже не кончал в женщину, причем без презерватива.

— Простите, Госпожа. – Я понимал, что разочаровал Веронику, и второго оргазма она не достигла.

— Ничего, ничего. Мне очень понравилось. – Вероника набросила на себя простыню. – Ложись рядом.

— Я недостоин... Я ничтожный раб.

— Сегодня я хочу, чтоб ты спал со мной.

Так начался этот месяц.

Каждое утро я вылизывал у Вероники, и каждый вечер завершался полноценным контактом. Вероника была ненасытна. Оказывается, она поставила себе спираль специально для этой поездки, хотя и не знала заранее, кого Анжела одолжит ей для сексуальных потребностей. Я мог теперь сливать сколько угодно, и сам удивлялся, до чего это было мне необходимо. Ведь уже почти два года я почти не работал членом – делал женщинам куннилинг, лизал анус, позволял трахать себя страпоном, словом, занимался всеми видами секса, кроме нормального. Теперь я снова чувствовал себя мужчиной, и ночью, лежа на Веронике, всаживая в нее вновь и вновь, без устали, слушая ее стоны, испытывал огромное удовольствие. Она слегка кусала меня в пароксизме страсти, в остальном с ее стороны не было заметно каких-либо садистских наклонностей. Наоборот, мало-помалу она стала обращаться ко мне как к своему мужчине. Я вспоминал истории о богатых или знатных женщинах, заводивших себе любовников-рабов, и понимал, что оказался точно в таком положении.

Мы посещали пляж вместе, катались по морю на скутере, ходили в бары и танцевали. Меня больше не смущала разница в возрасте, тем более что от интенсивных занятий сексом Вероника с каждым днем как будто еще более молодела. Мы занимались любовью по полночи, я вспомнил все позы из Камасутры, и мы пробовали разнообразные приемы, усиливающие наслаждение. Я делал ей массаж, купал ее в ванне, я старался днем и ночью, обслуживая ее, и в телефонных разговорах с Анжелой Вероника благодарила подругу за отлично проведенное время. Я тоже был благодарен своей хозяйке за то, что она подарила мне чудесный отдых с прекрасной любовницей. Хотя на пляже было немало совсем юных, свежих и упругих красоток, еле прикрытых узкими полосками бикини, я почти не смотрел на них – мне хватало моей дамы. Не раз мы занимались с ней сексом прямо на пляже, ночью, при луне. Вероника вообще была весьма склонна к сексуальным играм в экстремальных условиях.

Спустя две недели в постели дошло и до орального секса – я имею в виду, что на этот раз инициатива впервые была проявлена Вероникой. Она поцеловала головку, а потом нежно взяла член в рот. Я попытался протестовать, напомнив, что ее положение Госпожи не позволяет мне принимать такого рода услуги, но она мягко возразила, что ей самой хочется сделать это. На мои дальнейшие протесты – я повторял, что не просто раб, а самая настоящая шлюха в мужском обличье, много раз пропущенный через самые унизительные процедуры – Вероника отвечала, что такова ее воля, а поэтому мне, ее рабу, следует выполнять прихоти хозяйки и не забивать себе голову уточнением собственного статуса.

Вероника не любила лишь анальный секс, но не раз просила меня проникнуть пальцем в ее дырочку. Ее анус был слишком узким, так что она неизбежно испытала бы боль, если бы попробовала этот вид секса. Но когда я смазывал чем-нибудь палец и двигал им в ее заднем проходе, она с наслаждением постанывала и учащенно дышала. Я, наверное, был для нее идеальным любовником. Делал все, что она приказывала, заботился прежде всего об ее удовлетворении, а главное – со мной можно было не стесняться. Она мне призналась в том, что когда-то имела лесбийские наклонности, которые тщательно скрывала, даже сейчас, когда наступила свобода нравов. Рассказала о том, как в восьмом классе влюбилась в свою учительницу, и как ей одно время нравилось во время мастурбации слизывать с пальца собственные соки. Про то, как ей пришлось однажды расплачиваться собственным телом за материальную помощь от какого-то влиятельного человека. В общем, мало-помалу наши разговоры стали походить на общение с Жанной, но Вероника была гораздо интеллектуальнее. Ей было интересно со мной, и она этого не скрывала.

На какое-то время мы пресытились друг другом в постели. Вероника перестала приглашать меня спать вместе, у нее начались месячные, и несколько дней мы обходились почти без секса – но по-прежнему проводили вместе почти все время. Стало ясно, что у нас совпадают эротические интересы и даже – хоть и в меньшей степени – вкусы. Мы ходили в рестораны, не самые дорогие, но весьма солидные. Мы совершали экскурсионные поездки. Совместно обсуждали полуголых девиц, которые гуляли у моря. А когда ей вновь захотелось заняться любовью, мы вначале заказали прямо в номер роскошный ужин, пили дорогое вино и постепенно раздевались, так что закончили уже раздетые догола.

— С чего начнем теперь? – с улыбкой спросила Вероника.

Я предложил ей наконец попробовать себя в роли Госпожи. Собственно, она уже наблюдала меня в качестве слуги и лизунчика, обслуживающего киску Госпожи, поэтому мы начали сразу с порки. До плетки дело в тот вечер так и не дошло – я предложил Веронике отстегать меня лифчиком. Это очень возбудило и меня, и ее. Она сковала мне запястья за спиной наручниками, а затем прямо на моих глазах сняла лифчик и пустила его в ход... Вы были когда-нибудь участником этой сцены? Когда прекрасная дама снимает лифчик, медленно открывая свою прекрасную грудь нежному воздуху, а затем, оставшись обнаженной выше пояса, поднимает руку и стегает вас?.. Настоятельно рекомендую! Я получил такой кайф от этой сцены, что был готов лизать ноги Вероники, ползать перед ней, целуя ковер, по которому она ходила. И мне показалось, что я от этой сцены получил больше удовольствия, чем моя временная Госпожа. Во всяком случае, мне пришлось потом долго уговаривать ее воспользоваться плеткой.

Кроме этого проявления своей власти, Вероника попробовала лишь урину, да и то после моих настойчивых уговоров. Мы отправились в ванную, где я лег на пол и приоткрыл рот. Она села надо мной, расставив ноги, и после некоторого замешательства пустила горячую струю, которую я сразу поймал и начал пить с наслаждением. Унижение перед Вероникой подвигло меня на новые подвиги в постели. Наутро она призналась, что действительно когда-то хотела попробовать помочиться в рот мужчине, но что от меня она ждет более изысканного обслуживания. И я опять занялся с ней любовью, облизывая и обсасывая ей все выпуклости, лаская языком киску и проникая членом глубоко в нее. Вероника стонала и извивалась в моих объятиях. «Я хочу тебя» — шептала она. – «Давай еще, еще!» И в один из следующих дней, когда мы, сливаясь в экстазе, кончили одновременно, из горячих губ Вероники вырвалось признание в любви. Ну что ж, этого следовало ожидать...

Я не подал виду, что понимаю, как меняется ее отношение ко мне. Чем больше внимания она проявляла, тем больше я перед ней унижался. Но Вероника всё так же упорно старалась показать, что уже не хочет считать меня рабом. Теперь она каждую ночь брала губами мой член, а несколько раз отсасывала у меня, принимая ртом сперму. Она наотрез отказалась попробовать страпон. Она спрашивала у меня совета, что заказать на обед. Она сама делала то, что прежде поручала мне в качестве слуги. И она утратила прежнюю безмятежность и становилась все более задумчивой и молчаливой.

Конечно же, я прекрасно понимал, что Вероника хотела бы оставить меня при себе. Я, как уже говорил, был идеальным любовником. Неутомимым, послушным, молодым и красивым, в общем, любая женщина в ее возрасте, да и не только в её, мечтала бы о таком мужчине. А она, в свою очередь, была гораздо мягче, чем Анжела. В ней не было так много жестокости. Вероника умела в постели больше, чем моя Госпожа. Она наслаждалась сексом, в том время как для Анжелы, по-моему, секс был на втором плане. Для нее постель была средством решить свои деловые проблемы. Наслаждение она получала от лесбийской любви со своими подружками, и то нуждалась в этом не очень часто. А истязая меня как раба, Анжела снимала стресс и компенсировала мелкие неприятности, которые ей неизбежно приходилось испытывать... И к тому же имела безотказного и безмолвного слугу.

И конечно же, дорогой читатель, я мог бы уйти от нее к Веронике и сделал бы счастливой мою новую подругу. Не говоря уже о том, что я мог бы уйти от нее вообще и найти себе юную неопытную или уже опытную девушку, которая была бы послушна мне, с которой мне не приходось бы терпеть ни унижений, ни наказаний. Я мог бы. Но хотя в тот момент, на далекой американской земле, ничто не привязывало меня к Хозяйке, хотя я был обычным респектабельным мужчиной в костюме, галстуке и отличных ботинках – невидимый ошейник был застегнут на моей шее, и я чувствовал на ноге кольцо от невидимой толстой цепи. Нет! Я не могу уйти от Анжелы. Я – чужая собственность и принадлежу своей Госпоже. Это – моя судьба. Мне на роду написано быть рабом. Дело не в том, что меня уже знают как шлюху Анжелы, не в том, что я прошел через все унижения, которым только может подвергнуть мужчину женщина. И тем более не в её деньгах и её подарках.

Видимо, природа создала меня чересчур сексуальным, а из всех девушек мне нравятся именно ОНИ – прекрасные холеные расчетливые Стервы. Красотка с безупречным макияжем и прической, на высоких каблуках, элегантно одетая, с длинными острыми ноготками на пальчиках – именно это моя мечта, и в своих желаниях я всегда буду стремиться к ней. Упасть к её ногам, целовать пол перед ней, лизать острый каблучок, который она ставит тебе на лицо... О-о-о-о, как это чудесно, какое это наслаждение! Кто не испытал сам, тот вряд ли это поймет. Вылизывать киску прекрасной стерве, получать от нее пощечины, подчиняться небрежному жесту ее руки, принимать удары хлыста, которыми она вознаграждает тебя за все старания – в этом заключено огромное удовольствие, и это не только мазохизм. Да, ты можешь быть любовником такой изысканной шлюхи, можешь давать ей деньги и даже считать себя ее хозяином. Она может отдаваться тебе, делать минет, соглашаться с тобой и даже унижаться. Но в душе она всегда будет презирать тебя. Или даже ненавидеть. Ты для нее будешь только дойной коровой. Придурком или скотом, под которого она должна ложиться, чтобы обеспечить себе роскошное существование. И никогда она не впустит тебя в свою жизнь.

Нет, приблизиться к стерве нельзя иначе как подползти к ней на коленях! Только тогда она покажет тебе своё истинное лицо. Она покажет себя такой, как она есть... Если захочет, конечно. Но Анжела позволила мне увидеть себя. Я стал для нее не человеком, а чем-то вроде бессловесного живого имущества – вроде собаки или кота. При мне она раздевалась, при мне справляла нужду в туалете. При мне она лизалась и целовалась с Аллой, Мариной или Ларой в постели, позволяя мне сидеть у двери и ждать какого-либо приказа.

Ради этого я терпел удары плети. Ради этого я лизал каблуки и пил мочу. Ради этого надевал юбку и колготки, учился красить губы и ходить на каблуках. К чему мне оставлять всё это, ведь желание всё равно приведет меня туда же... И поэтому я не мог ответить на чувства Вероники. Тем более что Анжела была всё-таки моложе и красивее...

Мы возвращались в самолете, когда Вероника сказала спокойным тоном:

— Хочешь переехать ко мне?

Я изложил ей всё, о чем говорил прежде. Это вышло у меня гораздо длиннее, но она не перебивала. Вероника была очень умна, и она поняла – если не чувствами, то умом.

— Мне очень тяжело говорить тебе это, — сказал я Веронике. – Я сам долго буду жалеть об этом. И хочу искупить свою вину перед тобой. Поэтому прошу тебя: скажи Анжеле, что я вел себя плохо. Одного слова будет достаточно, чтобы она подвергла меня жесточайшему наказанию. Я прошу тебя, сделай это.

Мы вернулись в наш город вечером. На одну ночь Вероника оставила меня у себя в квартире – я впервые побывал у нее дома. Мне там понравилось: скромно, но со вкусом. Однако это не могло повлиять на мое решение. Мы провели ночь вместе, но это была прощальная ночь. Вероника отдалась мне и позволила делать с собой всё, что угодно. Она была горячей и влажной, неутомимой и развратной, она стонала и кричала, извивалась и выламывалась, и мы почти не заснули до утра. Утром она уже не смотрела на меня. Она позвонила Анжеле и договорилась, что привезет меня на своей машине. Она возвращала вещь, взятую напрокат. Анжела попросила её подожать до вечера. Я догадывался – чтобы подготовить наказание.

Когда мы с Вероникой вошли, то в комнате, где Анжела обычно совершала экзекуции, я увидел нечто новое – Х-образную крестовину, снаряд для порки, который позволял закреплять приговоренного самым удобным для порки способом. Анжела приготовила её для меня, специально к возвращению. Откуда она знала, что я непременно вернусь?

Вероника не уточняла, в чем именно я провинился, но не возразила ни словом, когда Анжела сказала, что накажет меня по максимальной вине. Вероника смотрела, как я раздевался догола, как я снова одевал женское белье, которое обязан был тут же снять после изречения приговора; как я делал макияж и маникюр – словом, на глазах превращался снова в ШЛЮХУ. Она смотрела, как Анжела привязывала меня к крестовине, и сама взяла в руку плетку, чтобы дать мне первые десять ударов. Так предложила Анжела. Вероника не щадила меня. Я выдержал множество экзекуций, но так жестоко меня не пороли еще никогда. Вероника била с размаху по моим ягодицам, и каждый удар рассекал кожу по крайней мере в одном месте. Анжела действовала плетью ничуть не слабее, только с большим искусством, опуская её то на спину, то на плечи, то на бедра, то снова на ягодицы. Я не смог сдержать криков, и Анжела позорно заткнула мне рот кляпом. Я не помню, сколько ударов они мне дали. В глазах темнело и сознание мутилось от ужасной боли.

Вероника ушла сразу после порки. Я же не мог сесть еще три дня после этой экзекуции, а в первый день вообще с трудом передвигался. Боль смягчила горечь расставания. Не знаю, что смягчило её для Вероники, может быть, презрение ко мне. Но вскоре после этого вечера Вероника уволилась из фирмы Анжелы. Моя Госпожа была этим очень недовольна: она понимала, что является причиной. И говорила своим подругам за ужином (я слышал их разговор, прислуживая за столом), что если дела ее фирмы пойдут плохо, не кто иной, как я буду в этом виноват. А если я оказывался виноват хотя бы в мелочах, на наказания она не скупилась. Так будет и на этот раз.

Пару дней назад я услышал, что эти прогнозы оправдались. У Анжелы, без её лучшей специалистки, возникли какие-то затруднения. И теперь мне остается гадать: выйдет она из положения или не выйдет? Если нет – мне трудно даже представить, каким истязаниям она меня подвергнет. А у меня еще не зажили все рубцы от плети. Но что поделаешь? По крайней мере, я свободен от необходимости решать. Анжела вынесет свой приговор, и я опять лягу под плеть своей Госпожи. Своей королевы, своей стервы, своей владелицы – Той, которой я обязан подчиняться!

Часть 5

После того, как я добровольно вернулся в рабство к Анжеле, я еще только раз чувствовал себя мужчиной. Это было в тот вечер, когда я пригласил Жанну к себе домой. Вернее, не к себе, а в квартиру моей Госпожи. Мы решили отметить выздоровление Жанны и ее возвращение на работу, то есть на панель. Разумеется, мне пришлось попросить разрешения своей хозяйки. Анжела нередко позволяла мне проводить время с женщинами такого пошиба, как Жанна: ведь я был всего-навсего шлюхой, а моя Госпожа считала, что своей содержанке – то есть мне – надо изредка разрешать поразвлечься. Конечно, Анжела не ревновала меня, потому что слишком сильно презирала. И спокойно относилась к тому, что гостьей в ее квартире будет проститутка Жанна. Ведь я отвечал за все, и не допустил бы пропажи каких-либо ценных вещей. В остальном нам позволялось делать что угодно.

Мы с Жанной хорошо оттянулись. Мы разделись догола – в квартире было жарко – накрыли хороший стол и сидели, болтая о жизни. Как не странно, мы почти не занимались любовью. Секс для нас обоих был делом профессиональным – две шлюхи зарабатывали на жизнь своими дырочками и язычками, а друг с другом общались родственные души. Мы смотрели фильмы по видику, ели, пили, играли в карты, а глубоко за полночь пошли в ванную, прихватив по две бутылке вина и шампанского. Перед тем, как войти в воду, я облил Жанну шампанским. Струйки потекли по ее телу, и я жадно ловил их языком. Потом Жанна сделала со мной то же самое.

Мне вдруг захотелось, чтобы так продолжалось всегда. Как хорошо было бы вечно сидеть с подружкой, пить и ни о чем не думать. Но кто же будет оплачивать все это? Да, волей-неволей нам придется зарабатывать, как и прежде, своим телом на красивую жизнь...

Сидя в горячей воде со стаканами в руках, мы рассказывали друг другу про свои нелегкие будни. Жанна – про то, как беспощадно долбят ее клиенты в постели, не заботясь о том, что она чувствует. Как ей вставляют в задницу и вгоняют до самых яиц, так что кажется, будто рвут ее на части. Как ей приходится сосать грязные, кажется что десять лет немытые мужские члены. Приходится глотать чужую сперму, а из денег, добытых таким тяжелым трудом, львиную долю отдавать бездельникам, которые эксплуатируют и грабят её, и еще называют шлюхой и блядью!

В свою очередь я утешал Жанну тем, что и мне несладко живется. Сплю я, правда, в роскошной постели, но далеко не всегда. Бывает, что приходится ночевать на ковре, прикованным цепью. Ем я за хорошим столом, но стоит хозяйке закапризничать – и приходится доедать холодные объедки. Мне приходится прислуживать по дому так, как никогда не приходится ни одной проститутке. А как меня бьют плетью! Моя Госпожа и её подружки любят поработать плеткой и не спускают мне ни одной провинности. Я уж не говорю про те случаи, когда меня заставляют пить мочу и лизать грязные женские попки. К счастью, это бывает очень редко.

Мало-помалу Жанна согласилась с тем, что моя служба тяжелее. Мы продолжали пить и ласкать друг друга, мы целовались взасос и всё более глубоко, под конец уже просто слюнявили друг другу губы, громко чмокая. Сквозь хмель у меня мелькнуло сознание того, что Анжела, пожалуй, права, считая меня грязным ничтожеством. Но я уже не мог додумать эту мысль. Мы опьянели настолько, что я даже не запомнил, каким образом мы наутро вновь оказались на кровати. В таком виде – голых, на смятых простынях, — нас и застала утром Катя, самая юная из анжелкиных подружек.

Катя за это время сильно изменилась. Если раньше она смущалась, принимая участие в сексуальных играх, то теперь вела себя так же спокойно, как Анжела. Прежде она всегда жалела меня. Теперь я для нее был такой же игрушкой, как и для остальных подруг. Она уже сделалась светской львицей, в ней появился шарм. Глядя на растрепанную Жанну, валяющуюся на постели в бесстыдной позе, и стоящую возле кровати Катю, стильно одетую и с безукоризненным макияжем, я видел, какая разница между ними. Жанна – шлюха, а Катя – настоящая Госпожа. Я сполз с кровати и встал на колени перед Катей, ожидая от неё приказов.

— У меня для тебя две новости, раб, — сказала Катя. – Плохая и очень плохая. С какой мне начать, как думаешь?

— С плохой, — пробормотал я, с трудом соображая после вчерашнего.

— Анжела обанкротилась, — небрежно бросила Катя, закуривая сигарету.

— Не может быть! – я похолодел, догадываясь, что эта новость значит для меня.

— Ей, конечно, помогут. Но в ближайшие месяцы её дела будут висеть на волоске. Может быть, потребуется несколько лет, чтобы восстановить фирму.

— А вторая новость? – выговорил я.

— Ты и сам догадываешься, — Катя стряхнула пепел, случайно не попав в меня. – Ты будешь наказан за это. Ведь из-за тебя ушла Вероника. Так что вечером мы устроим суд. А пока – подай мне хлыст с шипами. Быстро!

Этот хлыст был ужасным орудием наказания, даже Анжела редко пускала его в ход.

Я принес требуемое и с поклоном подал Кате. Та внимательно разглядывала Жанну.

— Это что за шлюха?

— Моя подружка. Такая же блядь, как и я.

— Пусть она останется, — приказала Катя. – А ты – к ноге, ничтожный раб!

Я смиренно поцеловал её сапожок. Катя повертела хлыст в руках и вдруг, размахнувшись, с размаху опустила его мне на ягодицы. Я чуть не вскочил от боли.

— Ой, ой, ой, Катя, не надо! За что ты меня?.. – Боль была ужасной. Мне показалось, что шипы сразу оставили на моей коже несколько кровоточащих ран.

— Я что, обязана отчитываться перед тобой? – Катя снова взмахнула хлыстом. Новая волна боли обожгла мои бедра.

— Пожалуйста, Госпожа! Не бейте! – Я упал на пол и вжался в ковер, продолжая целовать катину обувь.

— Назад! Ну-ка вылижи у меня! Но сначала вымой свой грязный рот! – Катя говорила грозным тоном и я, глядя на неё снизу вверх, не мог не залюбоваться ею: вчерашняя девочка стала настоящей Госпожой. Я бросился в ванную, выполнил её приказ и бегом вернулся назад. Катя тем временем разглядывала Жанну, которая кое-как поднялась и с трудом приводила себя в порядок.

— Ты умеешь лизать, шлюха? – спросила её Катя.

— Да, умею.

— Попробуем. А ну-ка, лижите мне по очереди – Катя уселась в кресло и естественным движением задрала юбку. Я поспешил освободить её от нижнего белья и приник губами к щели, так хорошо мне знакомой. Я лизал минуты две, после чего Катя вновь взмахнула хлыстом.

— О-о-о-о, Госпожа... Пожалуйста, пощадите...

— Теперь ты! – скомандовала она Жанне. Задыхаясь от боли, я отполз в сторону, в то время как моя подружка заняла мое место.

— Вы не будете меня бить? – пролепетала Жанна.

— Нет. Ты еще не рабыня. А хочешь стать ею?

— Не знаю...

— Мы хорошо тебе заплатим. А то уже надоели бесплатные рабы.

Через пятнадцать минут Катя кончила. Мы с Жанной по нескольку раз сменяли друг друга у её киски, пока не удовлетворили Госпожу.

— Хорошо лижешь. – Это было сказано Жанне. – Вечером придешь сюда, часов в семь. Хочешь заработать?

— Конечно.

— Заодно увидишь кое-что. А это тебе за труды. – Катя достала смятую бумажку и воткнула её прямо в киску Жанны.

— Спасибо... Госпожа!

Когда Жанна ушла, Катя надела на меня ошейник и посадила меня на цепь. Перед этим она еще и сковала мне руки за спиной наручниками, так что я не мог делать ничего, кроме как сидеть на полу и ждать вечера – томительное, мучительное ожидание. Но вот постепенно они собрались – сначала Анжела, потом Катя, Лара, Алла и Марина – все пятеро прекрасных подружек, на этот раз с ними была шестая – шлюха Жанна. Ей было поручено прислуживать за ужином. И ей же было приказано привести меня на суд. Жанна была в обычной одежде проститутки, в то время как подруги Анжелы были одеты как обычно. Я был голым и всё еще с женской прической – в предыдущие месяцы я, как обычно, изображал из себя девушку.

Жанна сама поставила меня на колени, дернув за цепь – эта шлюха на лету усваивала правила игры. Всё время суда она стояла рядом, держа в руке конец цепи. Я обводил взглядом лица «судей», но поддержки не видел ни у одной. На этот раз суд не был игрой. Впервые ни одна из анжелкиных подружек не пожелала выступить в роли адвоката. На этот раз моя вина была реальной и действительной. И наказание должно было стать не просто условным.

Девушки изложили мне суть моей вины. Если бы я действительно любил Анжелу, был её преданным рабом, то нашел бы в себе силы отказаться от нее ради того, чтоб она была счастлива, отправиться в постель к Веронике и трахать её так, чтобы она не думала ни о чем другом, как угодить моей хозяйке. Значит, я плохой раб и забочусь о своем удовольствии. Этого Анжела потерпеть не может.

— У тебя два варианта: или уйти, или подчиниться тому требованию, которое выставит Анжела.

— Я буду рад исполнить любое требование!

— Не торопись. На этот раз речь идет не о порке, — это говорила Алла, та подружка Анжелы, которая всегда была ко мне милостива. Теперь она взяла на себя роль главного обвинителя. – На этот раз тебе придется сменить весь образ жизни.

— Всё, что вы скажете, девушки. Я ваша рабыня...

— Нам не нужна рабыня. Мы берем на работу Жанну, — вмешалась Лара. – Она согласна обслуживать всех нас по очереди. Нам надоело, как ты изображаешь из себя девку, мы хотим настоящую лесби. А тебя мы отправим в туалет.

— Как это?

— Элементарно. Ты будешь туалетным рабом. – Лара затянулась сигаретой и выпустила дым. – С этого дня ты будешь жить только в сортире и там прислуживать Анжелке и всем нам. Пить будешь из унитаза или нашу мочу. А срать мы будем в твой рот. Ты будешь подтирать нам задницы языком. А разговаривать с нами тебе категорически запрещается.

— Девочки... Пожалуйста... Не делайте со мной такого!

— Это не обсуждается! – перебила меня Марина. — У тебя есть только один вариант: убраться навсегда из квартиры Анжелы и больше не попадаться на глаза никому из нас.

— А сколько я пробуду в туалете?

Девушки переглянулись и заулыбались:

— Столько, сколько понадобится Анжелке, чтобы восстановить свой бизнес. Ты сам понимаешь, что это долгая песенка.

— Мы решили так: ты будешь сидеть на цепи, – продолжала Лара. – Не сможешь никуда уйти. Чтоб не вздумал бунтовать или отказываться от работы, понял? Каждое первое число мы будем снимать цепь. Если ты поймешь, что не можешь терпеть, выметайся. Все честно. Ну что, согласен?

— Да, – сказал я. Что мне оставалось делать?

— А сначала ты получишь порку. Жанна, отведи этого ублюдка и привяжи на крестовину.

Жанна добросовестно выполнила приказание. Мне пришлось ждать еще полчаса, пока мои прекрасные мучительницы решили наконец отстегать меня и вошли в комнату. Лара и Алла, впрочем, не захотели участвовать, а Анжела сама не брала в руки плетку. Зато каждая из оставшихся желала показать, что хочет отплатить негодному рабу за свою любимую подружку.

Я не буду подробно рассказывать, как они меня пороли. Скажу лишь, что рот мне пришлось заткнуть уже после третьего удара. Если бить по голой спине и заднице многохвостой плеткой и не сдерживать себя – можете представить, какой эффект получается. Я был привязан крепко и тем не менее изо всех сил старался вырваться, потому что боль была ужасной. Каждая из них великолепно умела действовать плетью, и каждый раз ремешки ложились на мою кожу слегка с оттяжкой. Как будто спину раз за разом опаляли кипящей водой. Я задыхался от боли, пытался просить о пощаде, но как это сделать с резиновым кляпом во рту? В общем, меня высекли настолько жестоко, что в туалет мне не пришлось идти ни в тот день, ни в следующий. На спине во многих местах лопнула кожа, а зад вообще представлял собой открытую рану. Да, мои красотки умели наказывать рабов! Почти два дня я не мог садиться, а следы от той порки видны до сих пор. Я знал, что наказан за Веронику, и думал о ней в моменты наивысшей боли. Простила ли она меня? Этого я так и не знаю...

Эти два дня за мной ухаживала Жанна. Девочки приняли её на службу и стали платить ей немалую сумму – всё для того, чтобы поддержать Анжелку в трудную минуту. Жанна быстро освоилась в этой квартире. Она спала с Анжелой и, судя по всему, умела ее удовлетворить. Теперь как сексуальный партнер я стал совсем уже ненужным для Анжелы. Если бы не приговор, произнесенный ею. Он оставлял мне еще немного шансов – в качестве туалетного раба.

В туалете меня посадила на цепь Жанна под наблюдением Анжелы. Я должен был быть всегда прикован к стояку унитаза короткой цепью за щиколотку – в моем распоряжении оставалось всего полтора метра. Здесь я должен был обслуживать любую красотку, которая заходила сюда, включая и прежде незнакомых дам. К счастью, спать мне предстояло не на полу: по особой милости моей Госпожи мне разрешили спать на пушистом мягком коврике, под который еще подложили старый пляжный топчан – его достала где-то Жанна.

Я обязан быть всегда полуголым, но в кожаном жилете и трусах. Длинные волосы мне только мешали бы, поэтому Анжела велела мне коротко постричься, и с тех пор у меня на теле минимум растительности. Спать я могу только при свете – не могут же Госпожи выключать свет в туалете только ради того, чтобы не беспокоить своего раба!

Вот такую жизнь я веду в течение уже многих месяцев. Я скоро потеряю им счет. Даже о том, что кончился день и наступила ночь, я догадываюсь только по тому, что посетительниц в туалете становится меньше – и никак иначе. А какое сегодня число, какой год? Зачем это мне знать? Меня должно интересовать другое: как обслужить даму быстро, ловко, умело?

Обязанности мои таковы: всегда следить за тем, чтобы унитаз был чистым – это первое. Когда Госпожа (любая) входит в туалет, я не имею права разговаривать с ней и вообще не имею права разговаривать. Но я ловлю каждый ее жест, чтобы броситься на помощь. После того, как она справит малую нужду, я промокаю ей киску и на этом все кончается. Но вот когда Госпожа соизволит по-большому... Тут несколько вариантов: чаще всего мне предстоит лишь вытереть ей зад бумажками, быстро, начисто и не касаясь ее божественных ягодиц своими руками, так как даже за это могу получить наказание, особенно если Госпожа не в настроении. Другой вариант – я должен закончить подтирание вылизыванием ануса, чтобы в ее заднем проходе не осталось даже следов испражнений. В любой момент я готов прерваться и доделать работу ртом и языком. Бывает так, что Госпожа приказывает мне сделать это с самого начала. Её зад может быть сколько угодно грязным – это должно быть безразлично для туалетного раба. Через три-четыре минуты всё должно быть безупречно чисто. А сплевывать мне не полагается.

Но это еще не самое страшное. Ужасно, когда девушка не в настроении или хочет позабавиться, и тогда с самого начала она приказывает мне лечь на пол. Это значит, что она намерена использовать мой рот в качестве ночного горшка. Обычно я ложусь на пол ногами к двери, а она садится над моим лицом спиной ко входу. Это значит, что вначале струйка мочи из женских органов начинает орошать мне лицо и голову. Это даже приятно – особенно по сравнению с тем, что происходит потом. Потом женские бедра над моим лицом чуть раздвигаются в стороны и из её заднего прохода появляется первый экскремент. Я обязан принять его ртом.

Самое отвратительное бывает, когда она испражняется быстрее, чем я могу успеть проглотить. А такое случается часто. Попробуйте глотать пищу быстро, лежа на спине и ловя ее ртом. А если это к тому же не что иное, как человеческие выделения? Сейчас многие пьют мочу – в порядке уринотерапии – но сомневаюсь, чтобы их хватило на такое, что делаю я каждые два-три дня. Мне помогает преодолеть тошноту только то, что я помню: я глотаю ни чьи-нибудь выделения, а прекрасной сексапильной девушки – женщины, если хотите. Девушки, на которую оглядываются на улице, которой дарят подарки на последние (и не на последние) деньги. Девушки, чьи губы мечтает целовать каждый мужчина. И не только целовать губы, но проникать языком в ее рот, пить её слюну, вдыхать запах её тела, наконец, лизать её киску – киску, в которой её выделения смешиваются с её же мочой, в которую уже не раз входили члены других мужчин, оставляя там свою сперму. Может быть, совсем недавно (если она тебе изменяет и обманывает). Но мы же всё это терпим? Так почему бы не испробовать её мочи и ее дерьма? Это тоже частичка любимой (или, во всяком случае, желанной.) Любишь её? В таком случае люби её всю, такую, как она есть!

Эта логика, конечно, утешает, но ничего не меняет в моем положении. Понятно, что в глазах подружек Анжелы я окончательно утратил человеческое достоинство и привлекательность. Они тоже пользуются мной по-разному. Лара, например, никогда не позволяет мне лизать свой анус. По-моему, я ей стал противен давно, еще когда ухаживал за ней, водил в ресторан и дарил цветы. Наоборот, Марина никогда не упустит случая заставить меня вылизывать свою грязную задницу, помочиться мне на лицо или заставить глотать куски своего дерьма. К моему удивлению, так же поступает Алла. Раньше она относилась ко мне по-человечески, и мне вдвойне тяжелее теперь обслуживать её. Иногда она приказывает мне просто лизать свой большой зад – по десять минут или больше. Но даже ее руки я не могу поцеловать. Я навсегда потерял право быть на равных с ней или с другими красотками. Даже с Жанной, с этой грязной продажной проституткой.

Жанна остается в квартире во время отсутствия Хозяйки. В ее обязанности входит и присматривать за мной и давать мне пищу. Но с того дня, как я стал туалетным рабом, и речи быть не может о питании с общего стола. Пить мне вообще не дают – считается, что женская моча и вода из унитаза утолят мою жажду в любое время. Я все же никогда не пью прямо из унитаза – стараюсь напиться в тот момент, когда сливаю воду из бачка и она хлещет струей, под которую я подставляю ладони. Такой воде я часто предпочитаю мочу своих повелительниц. Из еды мне дают хлеб и время от времени объедки после ужина, но Жанне легче выбросить всё это в мусорное ведро, чем нести в туалет, и чаще всего она так и поступает. Их негласное мнение – питайся нашими выделениями, раз уж согласился быть туалетным рабом! Иной раз так и приходится, особенно когда Анжела уезжает либо устраивает вечеринку, и в общем шуме и пьянке они начисто забывают обо мне. Напоминать о том, чтобы мне принесли поесть – это ужасное нарушение правил, за которое меня ждет жестокое наказание. Я бы стерпел и его, но за такую дерзость меня обязательно лишают еды уже преднамеренно – на сутки или больше.

Наказывают меня редко. Во всяком случае, реже, чем тогда, когда я был накрашенной шлюхой. Чаще всего это происходит, когда у Анжелы плохое настроение. Тогда Жанна отстегивает цепь и приводит меня в комнату. Приговоров теперь нет, число ударов никто не считает. Наказывает меня почти исключительно Жанна. В глазах подруг Анжелы только она – рабыня-шлюха – может пороть такого ничтожного раба, как я, для остальных это унизительно. Жанна не садистка, но она старательна. Я для нее больше не подружка, не друг, а другой раб. Она делает со мной то, что ей приказали – вот и всё. И страпоном меня никто из девушек трахать не хочет. Им это просто надоело.

Кстати, Жанна тоже изменилась. Она теперь и слышать не хочет о том, чтобы нам снова заняться любовью. Она говорит, что надо быть просто дурой, чтобы целовать мой рот, куда регулярно срут другие женщины. Что ж, тут она права. Но ведь она не позволяет мне даже вылизать у себя! «Хочешь лизать – вот моя жопа» — говорит она равнодушным тоном. И я лижу. Может быть, Жанна будет не так жестока ко мне в следующий раз? Посмотрим...

Вот и все, что можно рассказать о моих буднях. А другого в моей жизни больше нет. Ещё в первые дни моего служения в туалете я задал вопрос – испросив милостивого разрешения своей Госпожи – могу ли я помочь ей в бизнесе. У меня ведь тоже есть какие-никакие знания, и я когда-то справлялся с делами очень успешно. Анжела даже не удостоила меня ответом. Для неё я перестал быть интеллектуальным рабом. Даже если она обанкротится окончательно, она не позволит такому презренному рабу оказать ей помощь. Это для неё слишком. Поэтому и я ни на что не претендую.

Быть рабом женщины – значит идти на всё большие и большие уступки, совершенствовать своё умение подчиняться. И довольствоваться своими страданиями и своим унижением. Это то, что мне осталось. Не знаю, когда это изменится. Хотя судя по тому, как Анжела уверена в себе, я догадываюсь, что судьба её не сломит и она обязательно восстановит свою фирму. Как изменится тогда моя жизнь? Остается лишь догадываться.

От долгого сидения взаперти – в сырости, хотя и в тепле – я стал терять физическую форму, с меня сошел всякий загар. Впрочем, Жанна нередко выводит меня из туалета, чтобы использовать меня в качестве дармовой рабочей силы. Ведь на ней теперь лежат обязанности домашней прислуги. За это она получает круглую сумму. Но поскольку ей – как и всякой шлюхе – работать лень, то она позволяет делать это мне, а я рад немножко размять мышцы. Странное чувство: я не просто раб, а я раб рабыни. Но мне плевать. Кажется, даже Анжела знает об этом. И не возражает. Так удобно всем.

Я выхожу на улицу только раз в месяц – каждое первое число. Жанна снимает с меня цепь, после чего молча уходит. Она, видимо, не хочет изменения своего положения. Жанна, в общем-то, напрасно беспокоится. Конечно, уходя в город, я каждый раз спрашиваю себя: а не могу ли я прекратить всё это? Меня никто не держит. Я совершенно свободный раб. Но каждый раз, походив по улицам и подышав свежим воздухом, я возвращаюсь обратно в квартиру Анжелы. Я раздеваюсь и в одежде раба иду в туалет. Сажусь на пол и жду, пока на моей ноге вновь не окажется цепь. После этого я могу расслабиться: теперь я по крайней мере знаю, что мне делать в течение ближайшего месяца. Я раб Анжелы. Я принадлежу ей. И не уйду от неё до тех пор, пока сама Госпожа мне не прикажет.