I

Четвёртое, последнее действие оперного спектакля подходило к концу. Возбуждённая и прекрасная в своей страсти Кармен стремилась на арену, где шла коррида, где её новый избранник тореадор Эскамильо под дикий рёв толпы вёл трудный поединок с грозным противником — разъярённым быком, обезумевшим от боли, причиняемой всаженными в него копьями пикадоров. Волшебная музыка Жоржа Бизе заполняла огромный зал оперного театра. Бравурная мелодия знаменитых куплетов «Тореадор, смелее...» сменялась трагической темой трагедии отвергнутой любви. Перед рвущейся на корриду Кармен вдруг появился дон Хозе, её бывший любовник — страшный, заросший, с горящими глазами...

Игорь Каманин сидел в одиннадцатом ряду партера и во все глаза смотрел на сцену. Он не помнил, в который раз слушал эту оперу, которую знал практически наизусть. И звучащий сейчас могучий драматический тенор Давида Грановского, исполнявшего партию Хозе, тоже не был для Игоря откровением — этого замечательного певца он слышал множество раз, и не только в «Кармен». Не это сейчас было главным для Игоря Каманина. Для него существовал сейчас лишь один человек, с которого он не сводил взгляда, пожалуй не менее горящего, чем у Хозе на сцене. Анна. Анна Нельская, живущая сейчас там, на той же сцене страстями обворожительной цыганки, сводившей с ума несчастного влюблённого в неё солдата. И чьё сильное и в то же время мягкое и певучее меццо-сопрано заставляло трепетать публику. «Кармен была свободной, свободной и умрёт!» — звучало под великолепными сводами оперного театра. Вслушиваясь в этот чарующий голос, Игорь, незаметно для себя вернулся в мыслях на десять лет назад.

Тогда он, студент выпускного курса консерватории вместе со своими однокашниками и несколькими приглашёнными уже опытными исполнителями готовился к выпускному спектаклю. По решению руководства консерватории этим спектаклем должна была быть опера Бизе «Кармен». Та самая, которую он слушал сейчас. И тогда центральная теноровая партия — дона Хозе — была доверена ему, молодому, подающему надежды вокалисту. Игорь вспомнил, с каким волнением он взял в библиотеке консерватории клавир оперы. И свои ощущения, когда впервые всерьёз стал разучивать эту труднейшую партию. Но не только вокальные трудности явились причиной волнения Игоря. И даже не столько они. Он много раз исполнял перед взыскательными преподавателями и профессиональными певцами знаменитую арию с цветком, и не только её. Сильный голос, великолепный слух, отличная музыкальная память, чувство ансамбля, умение петь прямо с листа вселяли в него уверенность, что он справится с поставленной перед ним задачей. Другое заставляло трепетать его сердце. Его партнёрша по спектаклю, которая должна была исполнять роль Кармен. Аня. Аня Нельская.

Впервые он увидел её два года назад. Она перевелась на их курс из музыкального училища. И с первого же брошенного на неё взгляда Игорь понял, что это была та, которую он ждал, пожалуй, всю свою сознательную жизнь. Точнее взгляд был брошен ею на него. Чёрные глаза, которые, казалось, буквально просверлили его насквозь и вывернули его наизнанку. И мысленно в следующее мгновение он рухнул к её ногам, орошая слезами и поцелуями её чёрные туфли. Но это в мыслях. А сейчас он будто бы превратился в соляной столб. И безотрывно смотрел на неё. А она на него. И ему показалось... ему показалось, что она знает, где он мысленно находится в настоящий момент. Он вздрогнул, когда она вдруг перевела взгляд на свои ноги, обтянутые в чёрные чулки, задержалась на них пару секунд, а потом быстро будто стрельнула в него взглядом. И в этом взгляде он почувствовал приказ: «К ногам! Ведь там твоё место». Он не знал, что его тогда остановило от того, чтобы реально при всех упасть к её ногам.

А дальше были месяцы совместного обучения в консерватории — спевки, занятия в классах, репетиции, учебные программы и спектакли. И когда Игорь впервые услышал голос Ани — сильное звучное и в то же время мягкое меццо-сопрано, начисто лишённое того рыкания, завывания и булькания, которое зачастую бывает присуще обладательницам этого типа голоса — он был окончательно ею покорён. Его тянуло к ней как магнитом, и он видел, что она чувствует это. В какие-то моменты она, казалось, сама его манила — ну, что же ты, смелее, не упускай своё счастье. Но только он решался на самые несмелые попытки сближения — она улетала. Словно невидимая преграда возникала между ним и ею. Кармен. Самая настоящая Кармен в жизни, которая только здесь рядом, а в следующий момент её уж нет.

На выпускном курсе они начали репетировать оперу «Кармен». Анна в роли Кармен, Игорь в роли Хозе. Приглашённый из оперного театра стажёр баритон Вячеслав Лейн репетировал партию тореадора Эскамильо, почти целиком состоящую лишь из знаменитых куплетов. Он уже был лауреатом какого-то конкурса вокалистов и посматривал на своих партнёров по спектаклю несколько свысока. И Игорь совершенно неожиданно для себя почувствовал, что не Хозе ревнует Кармен к Эскамильо. Это он, Игорь ревнует Анну к лощёному красавцу Лейну, обладателю действительно отличного баритона. Тем более, что этот Лейн явно заинтересовал Анну. И чувства Игорю уже не нужно было изображать — они рвались сами собой наружу.

Когда же в исполнении Анны звучала знаменитая Хабанера из первого акта — «Любовь, любовь, дитя свободы, законов всех она сильней... Посмотри, пташка уж поймалась, но взмах крыла, и в облака от тебя она вновь умчалась...», Игорь чувствовал, что эти слова адресованы ему. Это не Кармен дразнит Хозе, это она, Анна, дразнит, манит его, Игоря. Это ему предлагается ринуться за ней следом, куда бы она ни полетела, но схватить лишь свежий голубой воздух. И чувства Хозе становились его, Игоря чувствами. Арию с цветком уже пел не Хозе. И даже не актёр, его изображающий. Это пел он сам, Игорь. Не как актёр. Не как вокалист. А как влюблённый, нет, как раб этой обворожительной красавицы с божественным именем Кармен... Нет — Анна. Молча, своим пронзающим взглядом она повергала его к своим стопам. И он не удержался и в финале арии на словах «Навек я твой, моя Кармен!» опустился перед ней на колени, поймав при этом её возбуждённый и до предела заинтересованный взгляд. Но идиллию оборвал строгий голос режиссёра-постановщика спектакля и профессора консерватории Ивана Андреевича Чарова:

— Стоп! Каманин, что это ещё за фокусы? Немедленно поднимитесь!

Музыка смолкла. Игорь смущённо поднялся на ноги, бросив украдкой взгляд на Анну. И заметил явное неудовольствие на её лице. Но понял, что это неудовольствие относилось не к нему, а к профессору Чарову.

— А мне как раз нравится такой вариант, — подала голос щебетушка сопрано Оля Маслина, исполнявшая в спектакле партию Микаэлы.

— Нравится, не нравится, — сердито ответил Иван Андреевич. — Это падание на колени здесь совершенно излишне. Ну-ка, давайте сначала. И без экспериментов, пожалуйста.

Иван Андреевич — сам в прошлом замечательный тенор, певший в «Кармен» вместе с корифеями оперной сцены — Максаковой, Лисицианом, — не понял, что упал сейчас на колени не исполнитель. Упал сам Игорь Каманин в преклонении перед своим кумиром. И ему стоило большого труда не сделать так же и во второй раз. А в финальной сцене они оба — и Анна, и Игорь — дали волю своему чувству. И разыгралась драма, невидимая для других. Не Кармен рвалась на арену для встречи с Эскамильо — это Анна демонстрировала Игорю свою заинтересованность красавцем Лейном, сводя с ума тем самым не Хозе, а Игоря. И в то же время поощрявшая это сумасшествие, манившая его. Она будто бы говорила ему переливами своего замечательного голоса: «Ну, что же ты, раб? Ты ещё не здесь, у моих ног? Имей ввиду, что я не привыкла долго ждать. Ещё мгновение, и ты навеки потеряешь своё счастье». Он рвался к ней, чувствуя, что и в самом деле сходит с ума. И они, будучи не в силах выразить открыто свои чувства, выражали их теми средствами, которые предоставляла им музыка, сцена и их голоса. И когда Кармен упала, сражённая кинжалом, слова «Арестуйте меня! Пред вами её убийца!» Игорь спел так, будто это были последние слова в его жизни. Слушатели потрясённые стояли вокруг — такой экспрессии, такой обнажённости чувств никто их них ещё не видел. Даже Иван Андреевич, сняв очки, поднялся со своего места и несколько минут стоял, не двигаясь и молча. Но если бы они только знали, что видели лишь верхушку айсберга. А подлинные стремления тех двоих, находившихся в этот момент в центре сцены, остались по существу скрытыми.

II

И вот сейчас спустя десять лет после того триумфа Игорь наблюдал как эту же сцену, в которую он когда-то вложил всю свою душу, та же Анна исполняла с другим тенором. Прекрасным тенором, надо сказать, голос у Давида Грановского был великолепным. Но Игорь чувствовал, как у Давида всё рассчитано и продумано. Каждая нота, каждый жест. Он знал, что делает. Завтра он будет петь Германа в «Пиковой даме» или Канио в «Паяцах», и там у него всё будет также продумано и рассчитано. И для него не будет иметь никакого значения, что там у него совсем другая партнёрша, ничего общего не имеющая с Анной Нельской. Страсти его будут теми же самыми. А Игорь бы так не смог.

Спектакль закончился, все исполнители вышли на сцену на поклон. Игорь вместе со всеми зрителями неистово хлопал в ладоши, во все глаза глядя на Анну, наполовину скрытую за огромными букетами. Она, улыбаясь, раскланивалась с публикой. И тут Игорю показалось, что её взгляд устремился прямо на него. «Нет, — в смятении и в то же время в восторге подумал он, — этого не может быть. Ведь я здесь один из сотен, как она может меня заметить?». Игорь сидел в одиннадцатом ряду партера. Он не отрывал от неё горящего взгляда. И теперь он был уверен, что она смотрит прямо на него, несмотря на разделяющее их расстояние. «Ведь прошло уже десять лет, — пронеслось в голове Игоря, — я так изменился за это время. Как она может меня узнать?» Но в следующую секунду у него уже не осталось никаких сомнений. Она смотрела точно на него. Более того, она кивнула ему. И как огонь пронзило его осознание того, что она без сомнения молча посылала ему тот же импульс, что и десять лет назад: «Я приказывала тебе к ногам, раб! Как случилось, что за столько времени ты до сих пор не исполнил моего приказа?! Ты будешь жестоко наказан за это!»

Всё смешалось в голове у Игоря. Перед ним вихрем пронеслась вся его жизнь за это время — тяжёлые времена, хроническое безденежье, лихорадочный поиск хоть какого-то заработка... Уход в пьянство, алкоголизм... Почти полная потеря некогда прекрасного голоса... Малоуспешное лечение при помощи нескольких хороших друзей... Устройство на работу, совершенно не интересовавшую его, но дававшую более или менее сносные средства к существованию. И неожиданное для него самого медленное, но неуклонное продвижение вверх на этой работе. Сейчас он мог уже ездить не в общественном транспорте, а на своей машине. И вот однажды, проезжая мимо оперного театра, о котором был уже почти забыл, он случайно бросил взгляд на афишу. И набранное крупным шрифтом «Ж. Бизе, Кармен. Кармен: Анна Нельская» заставило его сердце бешено забиться. Он не был в театре многие годы и не хотел туда ходить. Он хотел забыть всё то, что было связано с его несостоявшейся вокальной карьерой. А у Анны было всё наоборот. Её имя к тому времени уже гремело по всему миру: Ла-Скала, Метрополитен-опера. Крупнейшие театры мира заключали с ней контракты на колоссальные суммы. Он, конечно, слышал о ней, но старался сам для себя делать вид, что не слышит. Она там, в другом мире. А он здесь. И зачем напрасно бередить душу. Но когда он сейчас увидел её имя на афише, прошлое вновь всколыхнулось в нём. И сейчас она здесь, в их городе. Внутренняя борьба разгорелась в нём. И она продолжалась недолго. Победило жгучее желание снова увидеть ту, которая была властительницей его сердца и помыслов. И выйдя из машины, он встал в очередь за билетами. По счастью взять билет ему удалось. И вот сейчас он стоит в проходе, провожая взглядом уходящую со сцены Анну. Перед самым моментом, как скрыться за кулисами, она неожиданно обернулась, и её взгляд вновь упал на него. И он снова услышал молчаливый приказ: «К ногам, раб! Живо!». В следующее мгновение она окончательно скрылась за кулисами. И у него уже не оставалось сомнений. Он должен с ней поговорить. Но как проникнуть к ней. Ведь у неё наверняка охрана, которая не пропустит к ней неизвестного поклонника, одного из тех, от которых у неё и так отбою нет. И тут он вспомнил. Ещё в бытность свою студентом консерватории он часто бывал здесь и не только как зритель. Нередко студентов пускали и за кулисы, и в артистические уборные. Они подрабатывали статистами или в хоре и даже исполняли небольшие партии в операх. И служители театра многих из них знали, в том числе и его. Он припомнил, что близко сдружился с одним гардеробщиком, даже имя вспомнил — Василий Корнеевич. Его обычно величали просто Корнеичем. Несколько раз он встречал его и в последующие годы. Работает ли он сейчас?

Игорь спустился в фойе. Внимательно вглядываясь в лица гардеробщиков, он старался увидеть среди них знакомую усатую физиономию Корнеича. Но её не было видно. Тогда Игорь подошёл к одному из гардеробщиков и спросил его:

— Скажите, а Василий Корнеевич работает ещё сейчас?

— Василий Корнеевич? Галкин?

— Галкин?

Игорь старался припомнить: да, кажется, его фамилия действительно была Галкин.

— Да, Галкин, — сказал он торопливо.

— Корнеич! — крикнул гардеробщик куда-то вглубь многочисленных рядов вешалок с одеждой, — тут к тебе пришли.

И через минуту из них вышла фигура, в которой Игорь без труда узнал своего старого знакомого. Он почти не изменился, только прибавилось седины на висках и густых усах.

— Кто меня спрашивает? — спросил он своим чуть хрипловатым голосом.

— Я, — подал голос Игорь, — здравствуйте, Василий Корнеевич.

Корнеич удивлённо воззрился на Игоря.

— Я Игорь Каманин, помните меня? — умоляюще пробормотал Игорь, — Мы приходили...

— А-а-а! — обрадовано воскликнул Корнеич, — Игорёк. Конечно, помню. Какими судьбами? Заходи ко мне, поболтаем.

Игорь пролез вслед за своим знакомым сквозь дебри вешалок, и через минуту они вошли в небольшую комнатку, где стоял стол, пара стульев, кровать и тумбочка.

— Садись, дорогой, — показал Корнеич на один из стульев, и сам сел на другой. Игорь присел на краешек.

— Ну, рассказывай, где ты, что. Мы вроде встречались с тобой года... Э-э-э, три что ли назад... на улице.

— Да понимаешь, Корнеич, — Игорь уже перешёл на доверительный тон, принятый у них в прошлые времена, — ты знаешь, кто сегодня Кармен пела?

— Ну, как же не знать. Нельская. Заезжая знаменитость. А что?

— Да какая она заезжая. Она с нашего курса. Приходила вместе с нами. Помнишь? Анна её звали.

Корнеич нахмурил густые брови, стараясь вспомнить.

— Погоди,.. Анна,.. это чёрненькая такая.

— Ну, да, чёрненькая.

— Ох ты, господи, так это она?

— Да, она. Я, как только на афише увидел её имя, так сразу и билет взял. И знаешь, она мне кивнула со сцены. Она узнала меня.

— Да, ну, — недоверчиво протянул Корнеич.

— Узнала, точно. Корнеич, дорогой, мне необходимо её увидеть. Просто пару слов ей сказать.

— У-у-у, — это сложно.

— Я знаю, что сложно. Но, пожалуйста, помоги мне. Ведь ты можешь, ты всех тут знаешь, и тебя все знают. Я в долгу не останусь.

Корнеич схватил рукой свой подбородок и принялся энергично его утюжить.

— Ну, ладно, попробую. Есть одна мысль. Пойдём.

Они вновь пролезли сквозь вешалки и пошли через фойе. У цветочного лотка Игорь на пару минут задержался и догнал Корнеича уже с букетом роз. Они прошли к коридору, ведущему к артистическим гримёрным. У входа в коридор стоял охранник в камуфляже.

— Подожди здесь, — сказал Корнеич Игорю. Игорь остался стоять на месте и с замиранием сердца следил, как Корнеич подошёл к охраннику и что-то ему говорил. Охранник взглянул в сторону Игоря. Затем махнул кому-то рукой вглубь коридора. И через несколько секунд появился другой охранник, который также внимательно посмотрел на Игоря. После этого он скрылся и вскоре вышел вместе с высоким худощавым мужчиной в чёрном костюме. Быстрыми шагами этот мужчина подошёл к Игорю.

— Что вам угодно, молодой человек?

— Видите ли, я бы хотел сказать пару слов... Анне...

— Анне Николаевне?

— Да.

— Ваша фамилия?

— Каманин. Игорь Каманин. Мы учились вместе.

— Подождите несколько минут.

И высокий скрылся в коридоре. Корнеич вернулся к Игорю.

— Это её импресарио, — сказал он.

Игорь кивнул. Ждали они минут десять. Наконец высокий вышел снова и махнул Игорю рукой.

— Идёмте.

Игорь пошёл за ним. Они вошли в длинный коридор, в котором когда-то Игорь бывал не раз, и пошли по направлению к комнате, возле которой толпился народ. Там же стоял второй охранник. Он взял у Игоря букет и проверил его. Затем ощупал самого Игоря.

— Можете идти, — разрешил он после этого, отдавая букет.

И Игорь вслед за импресарио пролез сквозь толпу к закрытой двери. Импресарио постучал.

— Анна Николаевна, к Вам молодой человек.

— Пусть войдёт, — раздался изнутри женский голос.

Её голос. Импресарио отворил дверь и подтолкнул Игоря. И он оказался в её комнате.

Да, это была она, Аня Нельская, его сокурсница, взлетевшая сейчас на небывалую высоту. Она была ещё в костюме и гриме Кармен, но Игорь видел её такой, какой она была десять лет назад. Она сидела на стуле перед зеркалом, и при его появлении обернулась к нему. Взгляд её чёрных глаз вновь пронзил его насквозь.

— Здравствуй, Анна, — пробормотал Игорь, — ты помнишь меня?

Она ответила не сразу. Встав со стула, она подошла к нему, не спуская с него своего пронзающего взгляда. Затем медленно проговорила:

— Ну, вот ты и здесь. Я знала, что ты придёшь.

Игорь замялся, затем несмело протянул ей букет роз.

— Вот...

— Спасибо, — чуть улыбнулась она и взяла букет.

— Ты заметила меня? — наконец задал он будораживший его вопрос.

— Ещё в первом акте. Я была уверена, что ты здесь будешь.

— Да?..

Ему хотелось спросить её, почему она была уверена. Значит, она помнила о нём, думала о нём. И заметила его ещё в первом акте. Не значит ли это, что её Хабанера, несшаяся со сцены, звучала не для Хозе на сцене, а для него, Игоря, как и десять лет назад? Он хотел задать ей этот вопрос. Но язык будто прилип к его гортани.

— Я навсегда запомнила работу с тобой в «Кармен», — сказала она. — И, по правде сказать, с тобой мне было гораздо приятнее, чем с Давидом. И я бы не отказалась вспомнить тот опыт.

— Анна, — вырвалось у ошарашенного Игоря, — но ведь я уже давно не пою, не могу петь. У меня голос...

— А кто говорит про пение? — неожиданно спросила она. — Не пение меня заинтересовало главным образом тогда в тебе, хотя голос у тебя был вполне приличный. Просто... — она на секунду замолкла, — многое, как мне кажется, осталось тогда недосказанным. Быть может, Чаров помешал... или что-нибудь ещё. Тебе не кажется?

Игоря бросило в жар. Он понял, что Анна имеет ввиду.

— Да, Анна, да! — воскликнул он и, его колени сами подогнулись, чтобы он упал на них перед ней. Теперь она смотрела на него сверху вниз, и лицо её было строгим.

— Не здесь, — сказала она, — поднимись.

Он поднялся на ноги. Но того смущения, которое было у него в подобном эпизоде в сцене десятилетней давности, теперь не было. Он вдруг почувствовал, насколько естественно для него именно такое его положение перед ней.

— У тебя есть мобильный? — спросила она.

— Да, конечно, — сказал он.

— Давай, — сказала она, достав из сумочки маленький изящный мобильник. Он продиктовал свой номер, она занесла его в память своего телефона.

— Вызывать тебя не буду сейчас, — сказала она, — мой номер тебе пока не нужно знать. Иди. Я позвоню тебе, когда сочту нужным.

И она глазами указала ему на дверь. На ватных ногах, с неразберихой чувств в голове Игорь вышел за дверь гримёрной.

III

Примерно через час Игорь сидел вместе с Корнеичем в ближайшем кафе и слушал длинные рассказы словоохотливого товарища, красноречие которого было ещё более стимулировано выпитой почти полностью поллитровкой «Немирова». Сам Игорь не пил ни грамма уже несколько лет. Слушая Корнеича, он подумал, что то, что он рассказывает, было бы ему очень интересно — Корнеич рассказывал о театральной жизни, внешней и закулисной, о многих общих знакомых. Но сейчас мысли Игоря занимало совсем другое. Мобильник, лежащий в кармане его куртки, жёг ему бок — он теперь всё время ждал звонка.

Отвезя изрядно захмелевшего Корнеича домой (тот всё же сумел сказать Игорю свой адрес) и сдав его с рук на руки его ошеломлённой супруге, Игорь снова сел в машину, но не торопился трогать зажигание. Закурив сигарету, он попытался привести в порядок мысли, роившиеся в его голове. Итак, он встретил Анну. Он поговорил с ней. И убедился, что он ей небезразличен. До сих пор, несмотря на то, что прошло столько лет. Она хочет с ним встретиться ещё раз. И ясно дала ему понять, для чего ей нужна эта встреча. Значит, то, что произошло между ними в тот вечер десятилетней давности, до сих пор жило у неё в памяти. И искра, вспыхнувшая между ними тогда, тлеет до сих пор. А может быть это уже не искра, и из неё разгорелось пламя? И тогда ему представится шанс свою давнюю мечту сделать реальностью.

Так размышляя, Игорь просидел около получаса. Затем наконец включил зажигание, и машина тронулась.

Последующие два дня Игорь был как на иголках. На работе он думал не столько о ней, сколько о предстоящем звонке. И поминутно доставал из кармана свой мобильник, глядя, нет ли вызова или сообщения, которое он мог случайно пропустить. Звонков, конечно, было много, но того, которого он ждал, не было.

Наконец к вечеру второго дня, когда Игорь в своей машине возвращался домой, он вдруг услышал зазвучавшую мелодию мобильного телефона. Он схватил трубку.

— Да, слушаю.

— Здравствуй, — услышал он женский голос. Это был её голос. В горле сразу пересохло.

— Здравствуй, Анна, — сглотнув, сказал он.

— Узнал? Хорошо. Попробовал бы не узнать. — Он почувствовал, что она усмехнулась.

— Конечно, узнал, Анна. Я...

— Молчи и слушай. Ты где сейчас?

— Я... я в машине... домой еду.

— Запоминай адрес. — Она назвала улицу, дом и квартиру. — Через двадцать минут ты должен быть здесь. Всё.

Она отключила связь. Он моментально занёс в память своего мобильника номер её телефона. Но потом ему пришло в голову, что она могла ему позвонить не со своего телефона, если не хотела, чтобы он знал её номер. Чтобы добраться туда, куда она сказала, нужно было ехать в сторону, противоположной той, в которую он направлялся. Первой мыслью Игоря было развернуться тут же, в неположенном месте, но вовремя сообразил, что лишние проблемы с ГАИ ему сейчас совсем не кстати. Поэтому он доехал до ближайшего места, где был разрешён разворот, развернулся там и поехал совсем в другой район города. По счастью он знал названную улицу и даже примерно представлял себе, в каком месте расположен нужный дом. Но как он ни торопился, всё же заехал в цветочный магазин и купил букет орхидей — он помнил, что это были любимые её цветы.

Через пятнадцать минут его автомобиль находился в указанном месте. Он вышел из машины и оглядел многоэтажный дом. Без труда он нашёл нужный подъезд (по счастью дверь с кодовым замком была открыта: возможно, её предусмотрительность), и вскоре он уже стоял перед названной ему квартирой. С бьющимся сердцем он нажал кнопку звонка.

Дверь открылась через полминуты, и он увидел её. Два дня назад он видел её в костюме и гриме страстной цыганки. Теперь грима и костюма не было. На ней было чёрное платье до колен, схваченное на изящной талии поясом. Чёрные волосы были зачёсаны назад, открывая высокий лоб, и заколоты на затылке. Тонкие ниточки бровей над большими тёмными глазами с длинными ресницами. Прямой нос. Алые губы. Серёжки в маленьких аккуратных ушах. Сверху платье было декольтировано и позволяло видеть шею и верхние части полных грудей, разделённые манящей ложбинкой. На ногах чулки и чёрные туфли. Аромат неизвестных духов обдал Игоря, и он почувствовал головокружение от близости этой ни с кем не сравнимой для него женщиной. Пригвождённый к месту, он смотрел на неё, не в силах отвести взгляд и вымолвить хоть слово. Она улыбнулась.

— Ну, что же ты? Заходи.

Он вошёл, протягивая ей букет орхидей.

— О, — сказала она, — ты помнишь мои любимые цветы? Я рада.

— Я всё помню, Анна, — пробормотал он.

Она испытующе посмотрела на Игоря.

— Так уж и всё? Ладно, посмотрим. — И затем перевела разговор на другую тему. — Ты вовремя успел, — сказала она, — молодец. Ну, проходи.

И она сама прошла в комнату, чтобы поставить орхидеи в вазу. Игорь снял ботинки и несмело шагнул за Анной.

Комната, в которой он очутился, была без броской показной роскоши, но очень уютной и со вкусом оформленной. В углу стоял мягкий уголок и рядом небольшой столик. Она села на диванчик.

— Коктейли умеешь смешивать? — спросила она.

— Думаю, что да, — не вполне уверенно ответил Игорь.

Изящным жестом руки она указала ему на бар в противоположном углу комнаты.

— Там всё, что нужно. В кухне холодильник. Приступай.

Слегка растерянный, Игорь всё же быстро взял себя в руки и подошёл к бару. Коктейли ему приходилось делать, он даже помнил несколько любопытных рецептов.

Игорь открыл дверцу бара и в ту же минуту услышал музыкальный аккорд. И зазвучала мело-дия. Это была великолепная, знакомая ему, мелодия, которую он помнил почти с детства. Чарующие звуки увертюры к «Севильскому цирюльнику» итальянского волшебника музыки Джоаккино Россини. Игорь остановился. Та-та-та-та-ра. Тара-тара. Та-та-та-та-ра, та-та-ра, та-та-ра-та. В опере эта увертюра была прологом к весёлому действию, искромётным ариям, дуэтам, ансамблям, уморительным комическим ситуациям. А к чему она будет прологом здесь?

— Ну, что же ты остановился? — раздался слегка недовольный голос Анны.

Спохватившись, Игорь приступил к тому, что ему было велено. Под аккомпанемент увертюры он смешал сухой мартини с некоторым количеством ликёра, добавил туда лимонного сока и бросил несколько кубиков льда из морозильника. При этом он не переставал размышлять о том, что же сулит ему сейчас эта музыка. Вероятно в случае недобрых намерений Анны в отношении него сейчас звучала бы другая, не столь весёлая музыка. Например, тяжёлая зловещая увертюра из «Риголетто».

Через некоторое время Игорь с небольшим подносом в руках, на котором стоял хайболл с коктейлем и тарелочки с нарезанным салями, ломтиками ананаса и яблоками, почтительно подошёл к Анне, с комфортом расположившейся на диване. Знаком она показала ему поставить поднос на столик.

— Давно ты последний раз слышал «Цирюльника»? — спросила она.

— Давно, Анна, — печально сказал Игорь, — я вообще сейчас...

— А я несколько раз пела в нём, — сказала Анна. — Розину. В Париже и в Милане. Ты ведь знаешь, её не только сопрано поют.

— Да, знаю, Анна. Я уверен, у тебя она замечательно звучала.

Тут Анна удивлённо взглянула на поднос, как будто только сейчас его увидела.

— А почему коктейль только один? Ах да, я забыла. Ты же на машине.

— Да, — ответил Игорь, — но не только поэтому. Я не пью. Совсем.

Анна внимательно посмотрела на него.

— Проблемы из-за спиртного были? — прямо спросила она.

— Да, — ответил Игорь, потупив голову.

Она немного помолчала. Затем велела:

— Иди, возьми себе бокал.

Удивлённый Игорь повиновался.

— А теперь открой бар. Видишь плоскую бутылочку там в углу.

— Да, вижу.

— Принеси её.

Игорь взял в руки указанную бутылочку и принёс Анне. Она открыла её и налила в бокал.

— Садись, — указала Анна Игорю на место на диване рядом с ней. Смущённый он присел на краешек.

— Садись, садись, не бойся.

Она взяла свой хайболл и кивнула Игорю на его бокал.

— Давай, за встречу.

— Что это? — недоверчиво спросил Игорь.

Музыка перестала звучать. Анна строго посмотрела на него.

— Если я тебе это предлагаю, то у тебя не должно возникать никаких сомнений, — довольно жёстко сказала она, а затем добавила более мягким голосом: — Не волнуйся. Это тебе не повредит.

И она поднесла хайболл к губам, не спуская глаз с Игоря. Тогда он взял свой бокал и тоже поднёс его к губам.

Напиток, который он попробовал, носил несколько терпковатый вкус. Но, глотнув, он почувствовал, как по всему его телу разливается приятное тепло. Это не было обыкновенное опьянение, как от спиртного, нет. Но он вдруг ощутил душевный восторг, и давно жившее в нём чувство преклонения перед этой удивительной женщиной охватило его с новой силой. И в этот момент он вновь услышал музыку. Но это была уже совсем другая мелодия.

IV

Вальс «Фантазия» Михаила Глинки Игорь слышал ещё в раннем детстве — пластинку с его записью часто заводила его мать, привившая своему сыну любовь к музыке и пению. Ещё не зная, как называется эта мелодия, он нередко замирал как завороженный, когда она звучала — она будто бы пробуждала в нём то, что таилось в глубинах, в тайниках его души. И переходя в его разум, рождала некоторые неосознанные фантазии, смысл и значение которых он понял гораздо позже.

И вот сейчас, сидя рядом с Анной, он слышал ту же мелодию глинкиного вальса. Несколько удивлённо он взглянул на Анну. Она загадочно смотрела на него. Название вальса отразилось, зароилось в душе Игоря новыми фантазиями и сладостными мечтами и надеждами. И, не отдавая полностью себе отчёт в том, что делает, повинуясь лишь внутреннему порыву, рождённому близостью женщины, действием таинственного напитка и волшебной музыкой, он медленно сполз с дивана и опустился перед Анной на колени, преданно смотря ей в глаза. Она слегка кивнула, сказав только:

— Хорошо.

Затем она закинула ногу на ногу и кончиком туфли слегка прикоснулась к его губам.

— Ну, вот теперь и я, и ты там, куда стремились давно. Не так ли?

Он лишь кивнул, не в силах от волнения вымолвить ни слова.

— Но лишь теперь, — продолжала она, — наши фантазии могут стать реальностью.

Он бережно взял в руки её ножку и прижался губами к её чёрной лакированной туфельке. Музыка вальса продолжала звучать. Анна опустила ножку и неожиданно встала с дивана.

— Встань, — приказала она ему.

Несколько удивлённый он поднялся.

— Я не хочу, чтобы нам что-нибудь мешало, — сказала она, — разденься.

Вот она одна из давних нереализованных фантазий, исполнение которой, видимо, было навеяно вальсом. Кровь бросилась Игорю в голову, и он ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит. Но в полной мере к действительности вернул несильный шлепок её ладони по его щеке.

— Ты слышал, что я сказала?

Он опомнился и принялся снимать с себя одежду. Она внимательно за ним наблюдала. И когда он остался в одних трусах и вопросительно взглянул на неё, она приказала:

— Всё снимай.

Он заколебался, но новая, гораздо более ощутимая пощёчина не дала ему времени на размышление.

— Делай, что приказываю.

И Игорь, красный от смущения, снял последнюю бывшую на нём материю, оставшись совершенно голым. Вальс продолжал звучать.

— Руки за спину, — приказала она, — выпрямись.

Он повиновался, поняв, что попал наконец во власть, к которой предназначен всей своей природой и к которой так или иначе стремился всю свою жизнь. Она осмотрела его с ног до головы, задержав взгляд на его начинающем восставать достоинстве. Слегка улыбнулась. Затем повернулась к нему спиной и распустила пояс на своём платье.

— Сними.

С волнением Игорь прикоснулся к молнии у неё на спине и повёл её вниз. Через несколько мгновений платье упало к её ногам. Анна переступила через него и повернулась к ошеломлённому Игорю во всём блеске своей неотразимой красоты. На ней оставались лишь туфли, чулки, крепившиеся к поясу, ажурные трусики и лифчик, почти не скрывавший её полных красивых грудей с восхитительной ложбинкой между ними. От такой картины естество Игоря начало восставать ещё больше, и он инстинктивно прикрыл его руками, за что получил третью пощёчину.

— Я тебе этого не разрешала.

Затем она снова прошла к дивану и села в удобной позе.

— К ногам, раб! — произнесла она.

И теперь эта фраза, так много раз звучавшая лишь в сознании Игоря, была сказана наяву. Он бросился на колени к её великолепным ногам. И тут музыка вальса «Фантазия» смолкла.

— Сними с меня туфли, — велела Анна.

Игорь покорно прикоснулся к её чёрным туфлям. Приподняв одну её ножку и поддерживая её на весу одной рукой, другой он бережно начал снимать с этой ножки туфельку. И в этот момент музыка зазвучала вновь. И снова это уже была другая мелодия. Восточная. Как ни был Игорь сосредоточен на том, чем занят, он, конечно же, сразу же узнал эту мелодию. Шедевр Римского-Корсакова симфоническая поэма «Шехерезада». Игорь снял туфельки с обеих ножек Анны. Затем не утерпел и прижал к своему лицу подошву её ножки, обтянутой в чёрный чулок, с наслаждением вдыхая её аромат. Анна протянула ему и вторую и прижала обе ножки к его лицу. Её пальчики были на его лбу, а пяточки на уровне рта. Нос его оказался зажат между ними. Он прижал руками эти ножки плотнее к своему лицу, и глаза его увлажнились. К горлу подкатил комок. Она почувствовала это.

— Ну, ну, успокойся, малыш, — ласково сказала Анна, — всё будет хорошо.

И погладила его своими ножками по лицу. Затем кончиками пальцев провела по его губам. Отстегнув резинки, которыми крепились к поясу её чулки, она слегка стукнула его ножкой по лицу.

— Аккуратно спускай их, — приказала она, — но медленно, не тяни сильно.

И вот под эти сказочные восточные музыкальные узоры, звучавшие в комнате, Игорь с благоговением принялся спускать чулок с её длинной стройной чуть смугловатой ножки. Обнажилось бедро, затем колено. Мелодия «Шехерезады» словно вела руки Игоря по этому волшебному пути. Наконец чёрная ткань чулка осталась лишь на маленькой изящной ступне. Ещё несколько движений, и полностью снятый с её ножки чулок остался у Игоря в руках. Он взглянул на Анну. Она смотрела на него с лёгкой улыбкой — доброй, и в то же время строгой. И переливы звучавшей мелодии словно уводили Игоря в таинственное волшебное царство. Она взяла из его рук чулок и повесила Игорю на голову. Теперь он мог вдыхать его аромат. И затем протянула ему другую ножку, с которой чулок ещё не был снят. И под звуки музыки Игорь так же аккуратно и бережно справился и с этим чулком. Теперь её ножки были полностью обнажены, и Игорь смотрел на них с восхищением, нежностью и поклонением. Музыка на мгновение смолкла, но тут же зазвучала вновь — следующая часть «Шехерезады» отличалась от только что звучавших. Но всё равно эта была упоительная восточная мелодия. Анна медленно приблизила свою босую ножку к губам стоящего перед ней на коленях Игоря.

— Целуй, раб.

Не в силах ещё до конца поверить, что ему выпало такое счастье, он прижался губами к её прохладной ступне. И затем, словно испугавшись, взглянул на Анну.

— Целуй, целуй, не отрывайся, — сказала она.

И его страстные поцелуи покрывали её ступню — маленькие аккуратные пальчики, сначала сверху, затем снизу. Затем бесчисленные поцелуи, сопровождаемые мелодией, перешли на её подошву, постепенно продвигаясь к округлой пяточке. Когда ступня одной ножки уже вся блестела, он, пользуясь полученным разрешением, перешёл на другую. А симфоническая поэма к следующей своей части. И ему подумалось, что это именно она, музыка сейчас управляет им, она, приведшая его к ногам той, к которой он стремился столько, казалось, безнадёжных лет. Он заметил, что дыхание Анны стало прерывистым.

— Не отрывайся, — с придыханием повторила она. — Полижи язычком.

И его язык лёг на глянцевую поверхность её стопы. Он как губка впитывал в себя её неповторимый вкус. Исследовав всё пространство сверху, он спустился к пальчикам и оказал глубочайшее почтение каждому из них. Затем несмело протиснулся между ними. Анна дышала всё глубже.

— Хорошо, малыш, хорошо, — прошептала она, — продолжай, не прерывайся.

Чуть приподняв глаза, он заметил, что её рука проникла под трусики.

Промежуток между первыми двумя пальчиками её ножки сменился для его языка следующим, столь же тщательно пройденным, затем следующим...

Музыка смолкла. Игорь почувствовал, как сверху протянулась её рука и взяла его за волосы. Медленно она начала подтягивать его голову туда, выше к скрытой пока ещё расщелине между её ножками. Она немного приподнялась с дивана.

— Сними трусики, — не сказала, а вздохнула она.

Он протянул вперёд руки и бережно освободил от ажурных трусиков её крутые бёдра, и, как недавно чулки, осторожно спустил их к её стопам. Она поддела их ногой и отбросила на середину комнаты. Разведя свои ножки в стороны, она за волосы подтянула голову Игоря к чёрному треугольничку между ними. Тихий аккорд послышался Игорю, когда его губы приблизились туда, куда их влекла властная рука. «Шехерезада» уступила место другой музыке.

V

«Болеро» — чудо французского композитора Мориса Равеля. Поразительное произведение, состоящее по сути дела из одной лишь музыкальной фразы. Но как по-разному может эта фраза звучать. И какие разные эмоции она может выражать.

Тонкая ниточка звука одинокой флейты, начинающей этот очередной шедевр симфонической музыки, дала старт новому действу. Влекомый не только властной рукой, державшей его за волосы, но и неведомым внутренним стремлением, Игорь осторожно и пока несмело (настолько, насколько ему позволяла звучавшая музыка) прикоснулся языком к заветным уголкам тела Анны. И он услышал её вздох.

— Постарайся, малыш. Сделай приятное своей Госпоже. Покажи мне, как ты меня любишь, — прошептала она.

Его Госпоже. Да, теперь она не только в мечтах (и не только его, а видимо, и в своих тоже), но и наяву была его Госпожой. А он её покорным и преданным рабом.

Кончик его языка коснулся промежности чуть ниже призывно манящей расщелины и медленно, будто опасаясь чего-то, начал продвижение вверх по её правому берегу. Двигаясь, счастливый раб чувствовал нарастание возбуждения своей Госпожи почти синхронно с нарастанием звука волшебного «Болеро». Когда он дошёл до верха расщелины, флейта звучала уже не одна, а вместе с гобоем. Язык Игоря на несколько мгновений задержался там, а затем в сопровождении этих двух союзников начал путь вниз — по левому берегу её кисочки. И вот он уже вновь внизу. Снова задержка на несколько мгновений, и снова наверх, но уже чуть ближе к расщелине. Звучание инструментов нарастало, и вскоре появился третий помощник — кларнет. И ещё раз вокруг, и ещё, с каждым разом всё ближе и ближе к краю. Или к раю. И наконец под звуки уже довольно мощного ансамбля он проник в сам рай — в заветное отверстие. И испанский танец, звучавший до сих пор в музыке, начался реально — там в расщелине Госпожи язык Игоря танцевал, поддерживаемый всё нарастающим звучанием музыки. Игорь продвигался наверх, к её бугорку, обвёл языком вокруг него, с каждым разом увеличивая давление. Захватив его губами, захватив его губами и сладостно и нежно посасывая.

— Ахх, — шептала Анна, — только не останавливайся.

Мощная группа струнных инструментов, вступившая в этот момент, ещё усилила возбуждение. И тут руки Анны вцепились в обнажённые плечи Игоря.

— Иди, иди ко мне! — почти прокричала она.

Разгорячённый в невероятном экстазе Игорь приподнялся, и его возбуждённый до предела орган нацелился занять место языка. Под почти оглушительное теперь звучание всего оркестра он ворвался туда, и их тела слились в едином порыве.

— А-а-а-а!!! — закричала Анна.

И словно тысяча искр засверкало в мозгу Игоря. Мощнейшее фортиссимо заключительного аккорда, завершавшего музыкальное произведение, знаменовало бездну неизъяснимого наслаждения, куда провалились они оба.

Музыка смолкла. Игорь упал вновь к ногам Анны, и слёзы счастья, не подчиняясь его воле, лились из его глаз. Анна лежала на диване. Он не видел её лица, но знал, что она тоже счастлива. Через некоторое время он поднялся на колени и, вновь припав губами к её междуножию, принялся тщательно слизывать исторгнутые ею соки. Она погладила его по голове.

— Ты счастлив, раб?

— Да, Госпожа моя, — прошептал он.

— Теперь ты по-настоящему станешь моим рабом, — уже более строго сказала она. — Ведь это то, к чему ты стремился с самого начала нашего БДСМ знакомства, не так ли?

— Да, Анна, да, — захлёбываясь слезами радости, ответил Игорь.

— Не знаю, как это выразить, — чуть помолчав сказала Анна, — но, пожалуй, я тоже к этому стремилась... То есть, я хотела сказать, что с самого начала хотела видеть тебя у своих ног. И когда я наконец увидела это, тогда на репетиции «Кармен», помнишь?..

— Да, да, конечно, — поспешно сказал Игорь.

— ...Мне даже трудно описать, что я почувствовала в тот момент. Я готова была разорвать Чарова, когда он... Ну, ты понимаешь.

Улыбнувшись, Игорь кивнул.

— У Ивана Андреевича свои соображения были, — ответил он, — его заботило...

— Я знаю, что его заботило. И всегда относилась и отношусь к нему с большим уважением, — сказала Анна, — но в тот момент для меня имело значение совсем другое.

Тут Анна взглянула на часы.

— Всё, — с некоторым сожалением сказала она, — я хоть и Госпожа твоя, но всё равно далеко не всегда вольна распоряжаться своим временем. Сейчас у меня неотложные дела. Одевайся, раб. Я оденусь сама.

И она легонько потрепала его кончиком ножки по лицу.

Уже одетый Игорь стоял перед Анной, прекрасное тело которой было скрыто красивым домашним халатом. Воспоминания нахлынули на Игоря. Мысленно он вновь перенёсся в тот вечер десятилетней давности, когда вместе Анной пел в «Кармен». Что же такое тогда произошло? Независимо от сознания Игоря его голосовые связки пришли в движение. И к изумлению и Анны, и его собственному, комнату вдруг наполнили звуки красивого мощного тенора:

— Ты мой восторг, моё мученье,

Ты озарила счастьем жизнь мою,

Ты трепет сладкого забвенья,

Моя Кармен...

И в следующее мгновение этот внезапно восстановившийся голос певца взмыл к сверкающему верхнему си-бемоль:

— Навек я твой, моя Кармен!!! Тебя люблю.